Оскар. Евгений Толкачев
она снежки солила в березовой кадушке…».
Он, густо припорошенный снегом, оглянулся. Их следы уже почти занесло. Как же хотелось вернуться…
Оскар не был уверен, что заметил кровь в ее спутанных волосах на голове, это могло быть игрой воображения. Он очень надеялся, что так и есть. Ноги мамы раскинулись в стороны, платье задралось, и ребенок увидел треугольник темных волос, закрывающий щель, напоминающую плохо залеченный шрам.
– Мама! – голос прозвучал неуверенно и виновато. Это был голос мальчика, сломавшего дорогую вещь. Он откашлялся и снова позвал: – Мамочка!
Но она не ответила и не шевельнулась.
На ребенка накатило полуобморочное состояние, оно холодило как утренний туман.
– Мама! – в этот раз он громко крикнул. – Мама, проснись!
Звуки собственных рыданий в тишине повергли в новый приступ паники, и самым жутким во всем этом было молчание мамы.
Чудовищные алые бутоны стали распускаться перед широко открытыми глазами Оскара. Лепестки окружили, превратились в вулканы и принялись извергать лаву разноцветных красок, заслоняя все вокруг. Внезапно он ощутил огромное облегчение, как будто с него свалилась непосильная тяжесть, и потерял сознание…
Кто-то из жильцов заметил и вывел шестилетнего Оскара из-за контейнеров с мусором, где он прятался, сидя на корточках и засунув палец в рот.
Приехала милиция.
Его о чем-то спрашивали, он что-то отвечал. Соседи толпились в дверях. Маму накрыли стеганым одеялом.
Оскар смотрел на дырки от сигарет в ватине и думал: « разве одеяло согреет маму, ведь она голая, а пол холодный?». Вновь и вновь задавал он себе этот вопрос пока и сам не затрясся в лихорадке.
Говорят, что человеческий разум, особенно детский, реагирует на экстремальные ситуации так же, как кальмар в момент опасности выпускает облако черной маскирующей жидкости, называемой «чернилами». Якобы, шок все обволакивает пеленой беспамятства. Дети делают это лучше, чем взрослые, потому что у них есть удивительная способность приспосабливаться. Они сильные потому, что у них нет воспоминаний.
Так или иначе, но Оскар помнил все до мельчайших подробностей с момента, как обнаружил маму на кухне и до ее похорон.
Санитары подняли тело, еще податливое, неокостеневшее. Лишенное мускульной силы, оно прогнулось в их руках. Мальчик стоял на лестничной площадке и смотрел, как мужчины спускались по ступенькам с брезентовыми носилками, ругая строителей. Мама лавировала вместе с ними в тесном колодце подъезда. Голова покачивалась из стороны в сторону, словно она спала на полке вагона поезда. Та – Там – та – Там, та – Там – та – Там.
Оскару показалось, что мама смотрела прямо на него, печально и умиротворенно.
«Баю – бай», запело в голове, «баю – бай, поскорее засыпай… баю – баюшки – баю, знай, что я тебя люблю…».
В животе заныло, ноги подкосились и он сел на цементный пол, глядя в серое небо за пыльным окном. Мама переезжала