Блуждающий. Мария Валерьева
ночью. И, вроде как, выиграл в поединке лжи. А на душе было все-таки паршиво.
Мама, кажется, успокоилась. Рассказала о какой-то передаче, которую успела посмотреть, о подруге, у которой дочка решила выйти замуж, о соседке, которая утром как-то странно косилась на наш огород, и еще о многом другом. У мамы была невероятная способность – быстро выдумывать темы для разговора, даже не пытаясь сделать вдох или дать мне ответить.
И я слушал, честное слово. Пытался выпутать из маминых слов хоть что-то, что могло бы как-то развеселить меня, не надеясь услышать ничего дельного, но слышал только шум. Я испугался собственной лжи до чертиков, закопался во вранье так, что не представлял, как теперь выпутаться. И надеялся только на то, что обман никак не вскроется, а в интернете найдется подходящая фотография из поезда.
Отец же, который на пару минут отобрал телефон у мамы, как всегда был краток и разговаривал, словно сверяясь с планом. Он спросил о моем самочувствии и поставил первую галочку в списке. Напомнил не забивать голову всякой глупостью и всегда помнить о его советах – вторую и третью. В довесок пригрозил, что, если вдруг буду вести себя плохо у дяди, то мои московские каникулы быстро закончатся. Поставил заключительную галочку и отдал телефон обратно.
За это я уважал папу – за разговоры по делу. Но иногда жалел, что никогда он не говорил иначе.
– Ну хоть вообще не отвечай! Так заболтают… – вздохнул я, когда экран телефона наконец-то потух.
– Поучиться бы у твоей мамы затыкать тебе рот…
– Это зачем?
– За последние часы ты произнес слов больше, чем я за последний месяц. А сейчас такой кроткий был, загляденье.
Самолюбие взорвалось от негодования. Чтобы меня кто-то когда-то называл болтуном? Нет, это из разряда фантастики. По отзывам знакомых и друзей я был парнем исключительно приятным.
– Это ты просто неразговорчивая тетеря, – буркнул я и отвернулся. А Тоня хмыкнула, включила музыку и прибавила газу.
В этот раз стрелка спидометра колебалась на ста двадцати. Мы ехали по полупустой дороге: фуры будто бы уже испарились и больше не мешали простым смертным, да и других машин было немного. И природа вокруг казалась мне статичной, протянувшейся золотистыми полями до бесконечности. Смотреть определенно не на что. Я включил игру и принялся собирать урожаи на несуществующих фермах.
Изредка поглядывал на Тоню, следил. Не признавался себе, что любовался.
Тоня курила, часто переключала песни, недовольно морщась и что-то бубня себе под нос, когда музыка ей откровенно не нравилась. Но в остальном Тоня так и оставалась мраморной загадкой, притягательной и недоступной.
– Нам нужно прибавить шагу, как-то мы медленно едем, – сказала Тоня.
– Медленно? Вроде ведь нормально. Мы много километров проехали, наверное.
– Мало. Надо больше.
– Ну, мы не на самолете все-таки. Едем, как едем.
– Я спешу! И так из-за ночлежки времени много потеряла. Часы, минуты. Все это пропало, все пропало…
– Ну,