Наполеон. Дмитрий Мережковский
Христом и Аполлонием Тианским, отдавая преимущество Аполлонию. Когда же, во время консульства, брат Люсьен Бонапарт напомнил ему об этом, он воскликнул, смеясь: «Полно, забудьте об этом! Иначе я поссорюсь с Римом или должен буду публично каяться, чтобы мой Конкордат не оказался делом Веельзевула!»
«А ведь папа-то во Христа верит!» – удивляется искренне. «Существовал ли Иисус? Кажется, никто из историков, ни даже Иосиф Флавий, не упоминает о Нем».
«Я пришел к тому убеждению, что Иисуса никогда не было». Может быть, впрочем, главное недоумение его не в том, был ли Христос, а нужно ли, чтобы Он был.
И вдруг опять, как молния: «Я, кажется, знаю людей, и вот я говорю вам: Иисус не был человеком!» [163] – «Хорошо, если это у тебя в сердце».
В сердце у него, во всяком случае, бесконечный вопрос, а может быть, и мука бесконечная: «Кто я? Откуда? Куда иду?.. Я потерял веру в тринадцать лет. Может быть, я снова поверю слепо, дай-то Бог! Я этому не буду противиться, я сам этого желаю, я понимаю, что это великое счастье...» [164] «Я умом неверующий, но воспоминания детства и юности возвращают меня к неизвестности». [165] Не эти ли воспоминания в глубине сердца его – таинственный колокол?
«Ладно! Я верю во все, во что верит церковь... Но столько религий, что не знаешь, какая настоящая... Если бы от начала мира была одна, я считал бы ее истинной». [166] От начала мира – от древней Матери Земли.
Antiquam exquirite Matrem.
Матери древней ищите.
Он ее искал, но не нашел. Что же помешало ему? Уж конечно, не «злоупотребления священников», не катехизис, вместо «нужного народу, маленького курса геометрии».
Однажды, сажая бобы на Св. Елене и заметив чудное устройство их усиков, он заговорил о существовании Бога-Творца. [167]
«Все-таки идея Бога самая простая: кто все это сделал?» [168]
В звездную ночь, на палубе фрегата «Ориент», на пути из Франции в Египет, когда ученые спутники его, члены Института, доказывали ему, что нет Бога, он вдруг поднял руку и указал им на звезды: «А это все кто создал?» [169]. Это-то, уж конечно, из глубины сердца сказано.
А вот еще глубже: «Нет чудес – все чудо». [170] – «Что такое будущее? Что такое прошлое? И что такое мы сами? Какой магический туман окружает нас и скрывает от нас то, что нам всего важнее знать? Мы рождаемся, живем и умираем среди чудесного». [171]
Как-то раз, на Св. Елене, уже больной, сидя в ванне и читая Новый Завет, он вдруг воскликнул: «Я вовсе не атеист!.. Человек нуждается в чудесном... Никто не может сказать, что он сделает в свои последние минуты». [172]
В последние минуты он потребовал католического священника, «чтобы не умереть, как собака». А доктора Антоммарки, когда тот усмехнулся на его слова духовнику: «Я хочу умереть, как добрый католик»,– выгнал из комнаты. [173]
«Я умираю в апостолической римской религии, в лоне которой я родился»,– сказал в завещании Наполеон. Правда это или неправда? Он и сам не знает. Но нет никакого
Chuquet A. M. La jeunesse de Napoléon. T. 2. P. 32.
Los Cases E. Le memorial... T. 3. P. 246.
Fauvelet de Bourrienne L. A. Mémoires sur Napoléon. T. 2. P. 48.
O'Méara В. E. Napoléon en exil. T. 1. P. 182.
Antommarchi F. Les derniers moments de Napoléon. T. 2. P. 217.
Gourgaud G. Sainte-Hélène. T. 1. P. 410.
Fauvelet de Bourrienne L. A. Mémoires sur Napoléon. T. 1. P.148.
Las Cases E. Le memorial... T. 2. P. 76—77.
Bertaut J. Napoléon Bonaparte. P. 35.
O'Méara B. E, Napoléon en exil. T. 2. P. 39.
Masson F. Napoléon à Sainte-Hélène, 1815—1821. P., 1912 P. 434, 478.