История моей жизни, или Полено для преисподней. Е. Б. Глушаков
ж ты друга предаёшь, – укоризненно покачал головой сидящий на обломке известняка мужчина, – нехорошо это.
Никого я, на самом деле, не предал. Ибо кроме их и меня тут никого не было. Соврал я. Но само ощущение, что меня, пусть и несправедливо, заподозрили в предательстве, было настолько неприятным, что с этой поры и притворяться доносчиком я более не пробовал.
Что называется, урок на всю жизнь, преподнесённый самой жизнью. И даже не жизнью, а Тем, Кто её творит. Ведь не ради пустого словца сказано: «один у вас Учитель – Христос, все же вы – братья».
И уроки Его преподаются нам не за партой, не в виде унылой и скучной дидактики, но с младенчества и всюду, и везде, ибо знает Господь избранных Своих и блюдёт их, и наставляет ещё до нашего обращения к Нему, ещё до нашей веры.
«Избранные» – вроде бы с претензией сказано? Только ведь каждому доступно стать таковым. Уверуй, и ты уже – избранный. Уверуй, и вскоре с изумлением обнаружишь, что с первых дней твоих пасёт тебя самый бдительный, самый заботливый Пастырь, а наставляет самый мудрый, самый великий Учитель.
Летом, даже из Сибири, наша семья обязательно наведывалась под Москву в Александров, где проживала мамина родня.
И до чего же там было хорошо!
Ещё только идём от станции, ещё только переезд переходим, а ноги так и несут, так и хочется побежать – скорее, скорее: и мимо свежевыкрашенного красивого, обширного дома, принадлежавшего цыганскому борону, и мимо садовой изгороди Буровых, наших соседей, и мимо серого с глиняными оплывшими краями пруда.
И каждая тропинка – родная, и каждый подъём – знаком, и каждый спуск – в радость. Бежишь, обогнав и маму, и папу. И брата за спиной оставляешь, и сестру. Они-то все с вещами, а ты – налегке.
Скорей, скорей!
Приподняв потайную дощечку, просовываю руку, чтобы повернуть щеколду – и через калитку во двор, и через двор – к заплясавшей под ногами, ласкающейся Найде, и, погладив её, – на крыльцо, и – в сени. И вот они милые, добрые, улыбающиеся лица. И счастье, и восторг! В этом ощущении, должно быть, и заключается вся полнота одного из самых великих и высоких чувств – чувства родины?
А иначе и говорить не о чем!
И не только для меня каждая встреча с Александровом была самой большой радостью, но и для сестры, для брата – для всей семьи. Столько тут было общего веселья, шумных свадеб и застолий, тёплых, ласковых вечеров и солнечных дней с выходами на озеро и гуляниями в Ликоуше, особенно в самый любимый местный праздник, приходящийся на первое августовское воскресение – «День железнодорожника»!
А одноэтажный барачного вида тогдашний Александровский кинотеатр как мил, как дорог уже тем, что в его узкой, вытянутой, душной темноте я впервые увидел «Белоснежку и семерых гномов» Уолта Диснея. То-то радость была, то-то чудо! А парк с качелями-лодками, взлетавшими так весело, так высоко и со скрежетом тормозившими своим тяжёлым металлическим днищем о приподнимавшуюся над помостом доску, когда оплаченное время заканчивалось.
Ну, а под вечер,