Выживших нет. Уилл Генри
одолеть или победить.
Первая из этих бесед помогла мне понять, что я нашел человека, который так же, как и я, относится к войне между краснокожими и белыми. И все же, в некотором смысле, мы оба были людьми войны, и он был величайшим военным гений своей расы, воином-одиночкой, которому нет равных; я же профессиональный солдат по послужному списку и воин в силу обстоятельств.
Он убил моего брата, а я – его. И все же мы говорили о мире и гонении.
На следующее утро после того, как он принял меня за кузена, он пришел в типи с красивой церемониальной трубкой в руках. Присев на корточки напротив меня, напротив костра, он тщательно набил трубку, зажёг её и несколько минут молча курил.
Я знал достаточно, чтобы понять, что это за трубка – с покрытой изысканной резьбой каменной чашечкой, длинным отполированным чубуком, украшенным орлиным пером и крашеными волосами – не обычная трубка, которую носил с собой каждый воин и которая была в каждом типи.
Если бы сама трубка не заставила меня замолчать, то это бы сделало то, как Бешеный Конь курил её – потому что медленно затягивался, закрыв глаза, затем выпускал дым вверх и, открыв глаза, наблюдал, как он по спирали движется к дымовому отверстию типи.
Вскоре он протянул трубку мне через костёр. Я взял её и курил, как и он, не говоря ни слова и даже не взглянув в его сторону, сосредоточив все свое внимание на трубке и дыме из неё. Сделав несколько затяжек, я вернул её ему, и весь процесс повторялся до тех пор, пока трубка не опустела. Когда он вложил ее обратно в богато украшенный чехол из кожи вапити, я, запинаясь, спросил его, запинаясь, на языке сиу:
– Брат мой, что это за трубка, которую мы курим?
– Это трубка мира, – просто ответил он.
– Я хотел бы знать об этом больше, – медленно произнес я, – потому что это, конечно, не обычная трубка.
Я понятия не имел о том, насколько верны мои слова, чувствуя только, что принимаю участие в церемонии, которая была священна для него и не желая, по своему невежеству, нарушать правила приличия.
В ответ на мои слова он извлек трубку из чехла и поднес ее ко мне чашечкой, чтобы я мог разглядеть надпись, глубоко вырезанную на ее каменной поверхности.
– Это слово чести моего народа. – Бешеный Конь серьезно кивнул. – Девиз их жизни.
– И что там написано?
– Мир без рабства.
Он с любовью произносил каждое слово.
Тогда мы поговорили, и он многое мне рассказал. Эта трубка была священным символом целого народа. Ни один договор, заключённый, когда её курили, не был нарушен. Если её доставляли на поле брани, то, каким бы жестоким не было сражение, оно немедленно прекращалось, и перемирие, заключённое под облачками её дыма, никогда не нарушалось. Я узнал, что эта трубка была уникальной в иерархии индейцев сиу. Другой такой не было. Ташунко Витко был её нынешним хранителем. Ей было много сотен лет, её происхождение терялось в легендах прошлого, но её духовная сила была так велика, как будто она был получена только вчера.
Выкурив