Вишневая. Линн Берг
она вынуждена была в угоду больным желаниям Миронова отдавать под утренние пробежки. Уговор есть уговор.
– Занята? – в дверном проеме показалась голова мамы.
– Нет, заходи.
– Что смотришь?
– Да так, неважно.
– С Мироновым поговорила?
Новости о том, как именно Есеня планировала закрывать хвосты, мать восприняла с потрясающим хладнокровием и лаконичным «Еся, надо». Сама Вишневецкая, безрассудно посчитавшая, что потянет ежедневное пробуждение в шесть утра, готова была взвыть от собственной глупости. Вернуться бы на несколько дней назад и надавать самой себе по щекам за самонадеянность.
– Тебе будет полезно, а то дома совсем засиделась.
Мама в своих суждениях была непреклонна и спорить с ней она не видела никакого смысла. По итогу сама же, как всегда, оказалась бы неправа.
– Ой, а это что, ты на экране?
От умилительного тона матери щеки запылали болезненным румянцем, словно ее застали за чем-то постыдным. На стоп-кадре Есеня пятилетней давности во всей своей неидеальной, нескладной красе, с по-детски круглым лицом и покатыми плечами готовилась покорять бревно. На жилистом, натренированном теле нелепо сидел розовый купальник, длинные волосы были намертво зацементированы толстым слоем лака. Эхом из прошлого внутри аукнулось то волнение, что топило ее перед каждым выступлением.
– Ну какая ты была умница, – проворковала мама, приобняв ее за плечи, – смотри как могла! Зря ты, Еся, ушла из гимнастики, сейчас бы таких высот добилась… Сидишь вместо этого и бока наедаешь. С таким-то прошлым умудрилась по физре хвосты заработать. По физре!
Машина по производству упреков вновь заводилась где-то внутри нее, гулкий стук шестерней и тихое гудение так и прорывались наружу. Прежде чем она успела раскочегариться на полную силу, Есеня раздраженно вставила:
– Ты что-то еще хотела узнать, ма?
– Я? Да нет, только про Миронова зашла спросить, – опомнившись, она отпрянула, словно редкий момент близости с дочерью стал открытием даже для нее, – все, ухожу-ухожу.
Едва дверь за Еленой Владимировной притворилась, она вернулась к открытому ноутбуку и клацнула по клавише пробела. На экране возобновилось видео. Другая Есеня легко и грациозно продолжила вальсировать на узкой полоске бревна: маховое сальто вперед на одну ногу, фляк назад, поворот на 360 градусов, сиссон, соскок-рондат, сальто назад в группировке. Безупречное выступление, громкие аплодисменты, справедливо высокие оценки жюри. Сейчас Есеня едва повторила бы это и на плоских матах.
От заветного золота ее отделял один опорный прыжок. Сердце затрепетало вместе с сердцем другой Есени, мысли нырнули в тот самый день, в то мгновение и, как и тогда, под кожей в нервном треморе задрожали органы, мышцы, связки и сухожилия. Выходя на старт, она не думала о тренере и его наставлениях, о родителях у экрана телевизора, о публике. Как ни старалась она сосредоточиться только на прыжке, мысли снова и снова возвращались