Преступность в крупных городах Восточной Сибири. Сергей Шоткинов
населением данных регионов криминальных элементов из своей среды. Как показывают данные официальной статистики МВД России за период с 1991 по 2001 г., в отдельных регионах страны (субъектах) криминологическая ситуация однозначно свидетельствует о постоянном росте количества преступлений. Хотя в 2001 г. прирост преступности по тем же официальным данным несколько снизился, продолжал он снижаться и в первом полугодии 2002 г., однако величины коэффициентов интенсивности преступности сильно различались. В отдельных регионах порой в 3–5 и даже в 10 раз! Причем тенденция этого криминального «разброса» постоянна на протяжении последних 10 лет.[35] В отдельных субъектах РФ наблюдается некое «колебание» кривой преступности, но уровень и состояние ее, тем не менее, превышают, подчас резко, среднероссийские показатели и показатели других регионов. Разумеется, речь идет о данных официальных, без учета естественной и искусственной латентности, которая по оценкам самих экспертов МВД достигает 300 %,[36] а по оценкам независимых экспертов (В. В. Лунеев и др.) – 900 %[37] от числа зарегистрированных преступлений. Но даже официальные данные, несмотря на их очевидную неполноту, позволяют сделать упоминавшийся выше вывод о перерастании преступности в отдельных регионах из негативного социального общественно опасного, но все же контролируемого государством явления в мощнейшую разрушительную силу, некий социальный организм, стремящийся подчас встать на одну ступень с государственной властью или вовсе заменить ее. Недавние события в Иркутской, Кемеровской, Свердловской областях, Красноярском крае – тому яркое подтверждение.[38] Безусловно, следует заявить о своеобразном криминальном насыщении отдельных регионов РФ, и, вопреки предположению В. В. Лунеева, сделанному относительно преступности на общемировом уровне, российская преступность явно не спадает, а как бы «перенасыщается», переходя на качественно иной уровень, видоизменяясь и маскируясь.[39] Потому-то и выглядят неубедительными выводы о том, что территориальные различия преступности – суть частность, продукт некоей социально-экономической недоработки государства, что они в целом «не оказывают сколько-нибудь значительного влияния» на состояние преступности в стране. В частности, чего стоят утверждения о всеобщем товарно-продовольственном дефиците и степени его в отдельных регионах как об одной из важнейших детерминант преступности в этих регионах.[40] Сейчас, как известно, дефицита как такового не существует, но темпы роста и уровень преступности отнюдь не уменьшились, а, напротив, возросли. И такие примеры можно продолжить.
Итак, становится ясно, что выводы о причинах территориального различия преступности, самой их сути и способах воздействия на них требуют глобализации. Следует также констатировать тот факт, что криминальная пораженность отдельных регионов достигла столь высокой отметки,
См.: Преступность и правонарушения (1995–1999). Стат. сб. М., 2000; Преступность и правонарушения (1996–2000). Стат. сб. М., 2001; Состояние преступности в России за 2001 г. М., 2002.
Преступность в России. Аналитическое обозрение Центра комплексных социологических исследований и маркетинга. М., 1997. Вып. 1–2. С. 29–30.
См.:
Речь идет о попытках прихода к власти в регионах внешне легитимными способами преступных «авторитетов» – лиц, неоднократно судимых за тяжкие преступления: Быков – в Красноярске, Коняхин – в Ленинск-Кузнецком и др. См. также:
См. напр.: Территориальные различия преступности и их причины, и др.