Апейрогон. Мертвое море. Колум Маккэнн
представлял, как сидит в доме с высокой аркой на диванчике с узорчатыми подушками, перед ним стоит поднос с кофе с кардамоном и сладостями, цветы, керамические горшки, Купол Скалы в миниатюре белого перламутрового цвета рядом с аккуратно расставленными фотографиями на высокой деревянной полке.
245
Летом тысяча девятьсот тридцать второго года во время переписки с несколькими известными интеллектуалами Альберт Эйнштейн написал письмо Зигмунду Фрейду.
Эйнштейн хвалил Австрию за усилия, направленные на борьбу за внутреннее и внешнее освобождение человека от тягот войны. Оно было главной надеждой всех лидеров духовного и нравственного возрождения, от Христа до Гете и Канта, всемирно признанных лидеров, которые превзошли свое время и чье влияние распространилось за пределами собственных стран. И все же, спрашивал Эйнштейн, разве не знаменательно, что даже эти исключительные по своей природе личности не смогли, в сущности, изменить ход истории человечества? Что на протяжении стольких лет они не смогли остановить варварство? Что жестокость и ее модели поведения нельзя было смягчить даже пред лицом самых содержательных молитв?
Главный вопрос, который он хотел задать Фрейду, касался его мнения относительно возможности направить психологическое развитие человечества таким образом, чтобы оно приобрело устойчивость к психозам ненависти и разрушения и освободилось от нависшей над ним угрозы войны.
246
Рами согласился, но он был убежден, что встреча скорее всего никогда не состоится.
247
Той ночью он съездил к Бассаму в Анату. На мотоцикле. Перед тем как проехать через КПП, он остановился и сорвал наклейку с мотоцикла. Ничего не закончится, пока мы не поговорим.
Они разговаривали на диване в гостиной несколько часов. Сперва Бассама ошарашило это предложение, весьма вероятно, что оно принесет больше страданий, чем поможет разрешить существующие проблемы. Деревенские жители – простой народ. Они выращивают оливки. Вяжут снопы из срезанной серпом пшеницы. Понятия не имеют, как себя вести перед камерами и микрофонами. Они совсем растеряются. Что-то может пойти не так. Они могут не понять его, его прямолинейность, его откровенность. В конце концов, он израильтянин, у него громкий голос, напористая манера разговаривать, а что, если он перегнет палку, потеряет контроль над гневом. Может, они предложили это сделать на эмоциях. Напряжение слишком велико. Люди в деревне могут навлечь на себя ненужные проблемы. Их высказывания могут идти вразрез с текущим политическим курсом. Последствия. Резонанс. Их могут назвать коллаборационистами, обвинить в призывах к нормализации отношений. Откуда мы знаем, что произойдет. Это минное поле. И кто-то пострадает.
Они вышли из квартиры, спустились вниз по лестнице, вышли в ночь. На горизонте что-то горело рядом с лагерем Шуафат. Еще один протест. За ним, за Стеной, над кустарниками скучали звезды. Двое мужчин какое-то время стояли на наклонной мостовой в полной тишине.
– Друг, не делай этого, – сказал Бассам.
248
Одной