Богом данный. Ирина Шайлина
за мной только через полчаса, когда мои волосы уже чуть подсохли и стали завиваться – вообще, они у меня прямые, но от влажности вьются. Стас открыл дверь, увидел меня в платье, хмыкнул, показал на выход, я послушно пошла. Иду и высчитываю, смогу ли убежать? Нет, сейчас не смогу. Быть может потом, когда они перестанут быть такими бдительными… Вниз, через подвал в контору, в кабинет Виктора. Черкес здесь, я сразу же узнаю его спину, прямую и напряженную. Он оборачивается, смотрит на меня, очень внимательно смотрит, а потом кивает и меня вытаскивает в коридор.
– Собирай манатки, – хохотнул Стас.
– Зачем?
Я настолько растеряна, что не понимаю ничего, совершенно ничего.
– Тебя продали, барышня-крестьянка. Как крепостную. Раз и не стало Лизы.
– Как продали?
Мне никто не отвечает. Я понимаю одно – сейчас меня отсюда увезут. Куда – непонятно. И радоваться этому факту не выходит. Это место – мой персональный ад, но он мне знаком, до самого последнего котла, в котором булькают души грешников. А впереди – неизвестность, и я не хочу в неё, не могу, не буду.
– Лови.
В меня бросили пуховиком. Одна из немногих моих вещей, которую я с собой принесла. Купить новый мне было не на что, а тогда я наивно надеялась, что он будет мне нужен. А по факту – просто не выходила на улицу. Кстати, сапог у меня нет… дрожащими руками натянула старый пуховик на небесное платье, застегнула молнию. Она, упрямица, всегда барахлила, а сейчас застегнулась, словно по маслу.
И стою, в пуховике, платье, в кедах, к груди прижимаю рюкзак со своим барахлом. Рюкзак большой и тяжёлый, но в нем почти нет вещей – большую его часть занимает футляр из полированного дерева, единственный уцелевший осколок моего прошлого. Пытаюсь осмыслить – не выходит. Смотрю на выход, такой невыносимо далёкий, и понимаю, что не выйдет – там всегда дежурит охрана. Это вообще на редкость защищённое место… из кабинета вышел тот самый парень, телохранитель.
– Чего стоишь? – грубо поинтересовался он у меня. – Давай топай.
Схватил меня за руку, потащил на улицу. Тут – капли с неба. Такие холодные, отрезвляющие. Тут лужи, вода сразу же пробирается внутрь тряпичных кед, хозяйничает там, я поджимаю пальцы ног – теплее не становится. Меня запихивают в машину, захлопывают дверь, ревет двигатель. Я кручу головой, пытаюсь увидеть Черкеса, куда он делся? Но… везут в неизвестность меня в одиночестве.
Глава 2. Богдан
Наверное, первое моё воспоминание из детства это не мама, не какие-то важные события, это дом. Именно дом, хотя внешне он походил на самый настоящий средневековый замок. Мы приходили сюда раз в месяц. Было далеко, мы ехали сначала на метро, потом на трясущемся трамвае, потом ещё минут пятнадцать пешком. Тупиковая дорога упиралась в кованые ворота, за ними и был дом.
– Это наш дом, – говорила мама. – Настоящий, ничей больше.
Держала меня за руку. Матери я не помню, а вот слова её, ощущение моей ладони в её, помню отлично. Иногда становилось жарко, но я все равно держался, боялся