Змееносец. Михаил Егин
даже если каждый второй расстрелянный будет невиновен – я «за». Даже не самая удачная попытка восстановить справедливость лучше бездействия и болтовни. Если я вам ещё не отвратителен, давайте перейдём к цели нашей встречи.
– Вы мне нисколько не отвратительны. Может быть, через какое‑то время я сам дозрею до того, чтобы принять вашу точку зрения. Если это, упаси боже, как‑то затронет меня лично.
При этих словах лицо гостя слегка изменилось. Возле глаз, прикрытых тяжёлыми веками, появилась сетка морщин, означающая сдержанное веселье.
– Приятно, когда человек умеет видеть две стороны медали.
Кагарлицкий не смог сдержать улыбки.
– Вы мне льстите. Да, вы правы, давайте о наших двоих убиенных. А вы не голодны?
– Голоден.
– Тогда подождите, сейчас я вам бутерброд сооружу.
– Почему двоих убиенных? А не троих?
– Потому что я люблю точность. Но погодите, сначала бутерброд. Пока пейте чай.
В то время как гость осторожно отхлёбывал мелкими глотками обжигающую жидкость, Кагарлицкий подошёл к шкафчику, достал оттуда медицинский скальпель, потом открыл холодильник и извлёк из него палку сухой колбасы. Хозин молча смотрел, как патологоанатом кромсает колбасу скальпелем и раскладывает на квадратном куске тостового хлеба в шахматном порядке.
– Вы не подумайте, – торопливо пояснил Кагарлицкий, – я этими скальпелями никого не резал. Просто позаимствовал, так сказать, с работы. Не люблю тупых ножей. Терпеть не могу.
– Жена и дети тоже скальпелем колбасу режут?
– Конечно. Я же говорю – привыкли. Держите.
– Спасибо.
Гость взял бутерброд и начал жевать. Второй Кагарлицкий начал делать себе.
– И я с вами перекушу. Вот. Удивительно, как мы, русские люди, любим обсуждать все вопросы именно на кухне. У меня в старой квартире был паркетный пол, так вы подумайте, в какой комнате он был весь истёрт к тому моменту, когда я наконец‑то накопил деньги на капитальный ремонт? Правильно – на кухне.
– Это не только русская привычка. Так во всех странах.
– У них за бугром всё иначе, если верить телевизору.
– Смотрите его меньше. Человеческая психология везде одинакова. Обсуждать серьёзные вопросы – значит тратить нервы. А стресс лучше заесть.
– Справедливо. Ладно, давайте заедать стресс. По поводу двух покойников: это про Федотенко и женщину. Забыл фамилию.
– Емельянова.
– А? Возможно, Емельянова. Я фамилий‑то не запоминаю.
– А почему Федотенко запомнили?
– Потому что полицейский, который ко мне приезжает, такой – со сломанным носом и квадратной челюстью, упомянул, что этого… м‑м‑м… так сказать гражданина судили за педофилию. Когда я про такое слышу, я склоняюсь к вашей мысли о необходимости смертной казни. Гадость какая. Вот и запомнил я этого Федотенко.
– А первый? Дирижёр Бишин?
– Тот, которого из ямы‑то достали? А он дирижёром был? Не знал. Надо же. Присмотрелся бы к рукам.
– В отчёте, который для меня подготовил аналитик, находка его тела отмечена как первый эпизод в серии убийств. И на это указали вы.
– Ваш