Тёщина дорожка. Андрей Недельский
капель можно.
Он пошёл в свою подсобку, показался в дверях с бутылкой. Подумал секунду, поманил меня к себе.
– Знаешь, Иваныч, давай лучше сюда. Ещё зайдёт кто.
Я вошёл в подсобку со стойким запахом старых боксёрских перчаток. Перчаток нигде видно не было, но запах этот ни с чем спутать нельзя. Мы присели на короткую деревянную лавку.
– Что, была здесь боксёрская секция?
– Точно, была когда-то, – промямлял он, разливая коньяк в два стограммовых гранёных стаканчика. – Наш лагерь – бывшая школа. Откуда про секцию знаешь?
– По запаху. Перчатки здесь хранились, сто пудов.
– Точно. – Он посмотрел на меня с интересом. – А ты чё, боксом занимался?
– Два года, в старших классах школы. До третьего места на городе дошёл. Как мне это потом в армии пригодилось!
– Да-а, – протянул он, внимательно глядя мне в лицо, не в глаза, а куда-то в переносицу. – Не ошибся я в тебе, Иваныч. Ну, будем!
– А закусить чем-то есть?
– Была где-то шоколадка. – Он встал, пошёл, порылся в каком-то ящике и, действительно, вернулся с полурасплавленной шоколадкой.
– Вздрогнули!
Мы выпили; я отщипнул кусочек шоколода, он только понюхал фольгу.
– Слушай, ты на меня не сердись за то утро, – миролюбиво начал Миша, шаря глазами по каким-то закоулкам, – ты ж понимаешь, мне эта девка самому поперёк горла.
– Да ладно, хорош об этом. Не такая она, может, и плохая девка. Одно хочу спросить.
– Что?
– Она тебе тогда нажаловалась?
– Да нет, ни фига. Говорю же тебе: вижу, бежит вся в слезах от тебя. Да и как она могла пожаловаться? Она вообще не в курсе, что я за ней присматриваю.
– Ну, хорошо. Всё в прошлом.
– Ну, раз не сердишься, отлично. – Он заметно повеселел. – Какие-то проблемы твои могу решить? Местные не достают?
– На днях приперлись трое, после отбоя.
Фёдорыч поднял бровь.
– Чё хотели?
– Димедрол.
– Ну, а ты?
– Погнал их на фиг.
Он передёрнул мясистыми плечами.
– Ну, с этим я разберусь. Больше не придут.
Я рассеянно кивнул. Мордастый Мишаня расплылся в улыбке.
– А чтоб ты поверил, что у меня к тебе полное расположение, открою тебе – и только тебе – страшную тайну. Но только после второй.
– Мне половинку, даже меньше; мне ещё в радиоузел идти. Да и утро ещё, в общем.
– Знаешь пословицу: утром выпил, весь день свободен? Но – как скажешь.
Мы снова выпили. То ли коньяк, трёхзвёздочный «Арарат», был такой крепкий, то ли день выдался неблагоприятный, но стало меня разбирать.
– Ну, что за тайна?
– Видишь ли, сегодня суббота. И не просто суббота, а вторая суббота месяца.
– Ну, и что?
– А то, что только во вторую субботу месяца, и только в этот день, старшая пионервожатая выходит на вечернюю линейку без трусов. То есть она идёт в своей обычной с�