Железо и вера. Alex Coder
Ее лицо, обычно скрытое за безличной, внушительной маской войны, было залито мягким, золотистым сиянием заходящего солнца, просачивающимся сквозь разбитые остатки витражей, ее черты смягчались эфирным светом, открывая уязвимость, тихую силу, скрытую глубину эмоций, которые пленили взгляд Келя, притягивали его, держали его завороженным. Она преклонила колени перед разбитой статуей Императора, ее некогда величественная форма теперь была сломана и покрыта шрамами, молчаливое, пронзительное свидетельство опустошений войны, ее раны отражали раны планеты, раны Империума, раны их собственных душ. Ее поза была пронзительной смесью смирения и непоколебимой преданности, свидетельством силы ее веры, веры, которая была испытана в огне войны и вышла из нее, израненная, но не сломленная. Ее глаза, закрытые в молитве, отражали мерцающий свет заходящего солнца, ее губы двигались безмолвно, формируя слова древних литаний, ее голос был мягким, мелодичным шепотом среди руин, шепотной мольбой о руководстве, о силе, о спасении, о прекращении страданий, молитвой о будущем, которое она едва могла себе представить.
Кель, уважая ее момент личного общения с Богом-Императором, молча стоял рядом с ней, привычный вес его лазгана был утешительным присутствием на его плече, молчаливое, постоянное напоминание о войне, которая бушевала за разрушенными стенами часовни, войне, которая грозила поглотить их всех. Он наблюдал за ней, его обычный цинизм на мгновение забылся, сменившись тихим благоговением, неохотным уважением к непоколебимой глубине ее веры, веры, которую он больше не понимал, веры, которую он, возможно, никогда по-настоящему не понимал, но веры, которая сияла сквозь нее, как маяк в надвигающейся тьме, свет, который привлекал его, предлагая проблеск надежды перед лицом подавляющего отчаяния. Пока Амара молилась, ее голос был мягким, мелодичным шепотом среди руин, пронзительной смесью преданности и отчаяния, шепотом мольбы об искуплении в мире, казалось бы, лишенном надежды, Кейл оказался пленен ее непоколебимой верой, тихой, неукротимой силой, которая исходила из самой ее сути, силой, которая противоречила ее внешней уязвимости. Он наблюдал за тонкой игрой эмоций, мелькавших на ее лице – мимолетные тени сомнения, непоколебимый всплеск веры, тихое, мужественное принятие судьбы, которую она не могла контролировать, судьбы, которую она приняла с непоколебимой решимостью, которая внушала неохотное восхищение, уважение, граничащее с благоговением.
Заходящее солнце отбрасывало длинные, драматические тени на разрушенную часовню, превращая разбитые остатки сломанных скамей и разбитых статуй в гротескные, почти эфирные формы, жуткий балет света и тени, который, казалось, отражал хаотичный ландшафт их душ. Пылинки танцевали в золотом свете, создавая почти мистическую атмосферу, как будто духи павших, безмолвные свидетели ужасов, которые развернулись в этих стенах, собирались, чтобы стать свидетелями этого маловероятного общения, этого молчаливого пакта между двумя