Миссис Хемингуэй. Наоми Вуд
больше не любишь меня, или что я потерял тебя. А ты стояла, плакала, и я не мог добиться от тебя ни слова.
Он встал у того же окна, где она стояла этим утром, глядя вниз на спальню Файф и думая, что сегодняшний день будет таким же, как все остальные.
– Так ты почувствовал облегчение? Оттого, что я всего лишь потеряла твой первый роман?
– Несравнимо с потерей жены.
– Прости, – из ее глаз вот-вот покатятся слезы, – что я потеряла его.
– Все уже позади, Хэш, это не важно.
– Просто мне кажется, что тогда-то все и оборвалось.
– Но у нас и потом были хорошие времена. Очень хорошие.
Он улыбается ей, а она ему: старые добрые друзья. Навсегда.
Хэдли открывает шкатулку, чтобы достать янтарные бусы, и видит бычье ухо, высушенное и давно уже без крови. Подарок матадора на прошлогодней корриде – он заметил с арены ее ярко-рыжие волосы. Теперь ухо стало жестким, как башмак. Она провела пальцем вдоль щетинистой кромки. Этот талисман должен был принести счастье – и приносил его довольно долго. По крайней мере, оберегал их брак от посягательств других женщин – пока не появилась Файф. Хэдли защелкивает шкатулку.
– Есть новости от издателя. – Эрнест, усевшись в плетеное кресло, допивает последние капли своего джин-тоника.
– О «Солнце»?
– Роман выйдет без дальнейших правок.
– Это прекрасно.
Но Эрнест, кажется, не вполне доволен.
– Что-то не так?
– Я нервничаю.
– Почему?
– Я рассчитываю на большой успех.
– И что?
– А то, что тогда я смогу позволить себе больше, чем один хороший пиджак, и больше, чем одну пару туфель.
– Конечно, это будет успех. Я не знаю никого более достойного успеха, чем ты. А кроме того, денег нам и так уже хватает – и на еду, и на квартиру, и чтобы растить нашего прекрасного сына, который, слава богу, теперь здоров и в полном порядке.
– И у нас есть друзья, достаточно богатые, чтобы выручить нас в трудную минуту.
Хэдли в последний раз проводит щеткой по волосам и поворачивается к мужу.
– Не говори так. – Она опускается на колени, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с его. – Это вечерняя грусть. Вот и все. Однажды ты будешь так же богат, как Сара и Джеральд, и только тогда поймешь, что тебе это не нужно.
Он осторожно берет ее руку и целует в ладонь.
– Ты слишком хороша для меня.
Но он не поправил ее, когда она сказала «ты», а не «мы». И ее сердце вновь обрывается, хоть он и целует ее, как тогда, на холодном тротуаре Чикаго. Она вдруг понимает, каким будет его решение, понимает еще прежде, чем он его принял. Победит Файф. Это неизбежно. Хэдли застывает на месте.
– Мы идем одни?
– Да, – вполголоса отвечает он, стоя уже почти рядом с дверью, так что она едва может разобрать его слова в вечерней тишине. – Мы встретимся с Файф там.
– Папа!
По лестнице топочет Бамби. Сперва ручка отодвигает парчовую занавеску, потом появляются сандалии,