Миссис Хемингуэй. Наоми Вуд
бредут до угла улицы, пряча лица от холодного ветра, а мех ее шиншиллы щекочет ему шею.
Внезапно Хэдли обнаружила: когда бы она ни вошла в комнату, Файф уже там. Часто подруга делала что-то чрезвычайно полезное – развешивала стирку на веревке или играла с Бамби, а однажды даже меняла им постельное белье, словно каким-то образом оказалась причастна к их супружеской спальне. В ноябре Хэдли простудилась, и Файф оказалась тут как тут: кормила ее бульонами, делала компрессы, подтыкала одеяло, устраивая поуютнее в теплой постели, а потом отправлялась в соседнюю комнату развлекать Эрнеста.
Когда в декабре Хемингуэи поехали кататься на лыжах, Файф отправилась с ними. Они очень быстро привыкли к этой жизни втроем, будто у них в постели уже давно было отведено для нее место. По утрам Эрнест работал, а Хэдли и Файф читали у огня или возились с Бамби. По вечерам все вместе играли в бридж, Хэдли вечно проигрывала, но к тому моменту она обычно успевала выпить достаточно хереса, чтобы не переживать. Хэдли знала, что Эрнест и Файф встречались без нее, когда в январе Эрнест заехал в Париж по делам, прежде чем отправиться в Нью-Йорк. «По-моему, его стоит предупредить, что я повисну на нем, как мельничный жернов, прилипну, как лишай, и оплету, как зимний плющ», – писала подруге Файф, обращаясь к ней «мое сокровище». Хэдли старалась думать только о лыжах и снеге.
Она вернулась в Париж, когда мутные ручьи уносили в реку весенние лепестки, а в воздухе было столько пыльцы, что щипало глаза. Хэдли казалось, что все еще можно вернуть. В конце концов, никаких улик нет: ни следов помады, ни запаха чужих духов на его одежде, ни любовных писем. До Хэдли даже никаких слухов не доходило. Это всего лишь флирт. К тому же Файф непрерывно болтает о своих любовниках. Хэдли убедила себя, что попросту ревнует.
Возможно, ей стоило тогда внимательней вчитаться в письма подруги. В них ведь сквозило это присущее богачкам ощущение собственного права: что она достойна владеть чем-то необычным лишь на том основании, что ей очень этого хочется, – будь то велосипед, платье от Скиапарелли или чужой муж. Легкость, с которой Файф очаровывала людей, заставляла Хэдли чувствовать себя совершенно непривлекательной. Она все чаще забывала отвечать на письма подруги. «Хэдли, милая, – писала Файф в ту зиму. – Тут обнаруживается серьезная недостача писем с твоей стороны. Нельзя ли как-то урегулировать этот момент, выдав почте премиальные за срочную доставку?»
«Оставь в покое моего мужа», – хотелось написать Хэдли. А может, даже сказать это Файф в глаза. Но она этого так и не сделала.
Их выдало короткое письмо.
Эрнест вложил его в один из своих блокнотов, который бросил в бюро вместе с остальной почтой. Он знал, что после происшествия с чемоданом Хэдли не станет там рыться. Сперва Хэдли даже не поняла, что на этом клочке бумаги что-то написано рукой ее подруги, ведь Файф всегда пользовалась пишущей машинкой, которую ей выдали в «Вог». Но это было написано от руки, крупным, нахальным и поспешным почерком. Хэдли