Звёзды в глазах. Виолетта Винокурова
стягивает потрёпанные балетки, а из-под копронок виднеются всё новые и новые красные мозоли и серые пластыри. Андрею жалко на мамулю смотреть. Когда он получит первую зарплату, купит ей новую обувь, потом обновит ей гардероб, поменяет всё постельное бельё в квартире, которое он помнит с далёкого детства, когда ещё и помнить ничего не должен был. Он много чего сделает для мамули, её не касаясь. Она сама всё увидит, сама поймёт, что её ребёнок теперь взрослый и самостоятельный, и улыбнётся, что такого воспитала.
Сам в сторону отходит, чтобы она в комнату свою прошла, и закрывает дверь. Ключи её вешает на крючок. Дожидается её на кухне, где Сан уже чавкает своим влажным кормом и довольно крутит хвостом по часовой стрелке, ударяя им непроизвольно по полу.
Мамуля тянется, как тень на закате, в старом потрёпанном розовом халате, щурит глаза, как от солнца, которого нет, а потом глядит на сына.
– Мам, – он улыбается счастливее, – я завтра на стажировку иду. – Удерживает свои чувства, чтобы не обваливать их на свою мамулю, которая, казалась, упадёт, стоит услышать ещё одно громкое слово. Но Андрей такого сегодня уже не скажет. Мамуля устала, слишком устала от работы, которая тянется день ото дня.
– Да? – выдыхает она с облегчением. – К тому мальчику? Матвею?
– К нему! – Андрей чуть ли не прыгает, но заставляет себя сидеть на месте. – Он позвонил – сам позвонил, представляешь? Я думал, его секретарь позво́нит, скажет, что нужно, а он сам, представляешь?
Мамуля кивает еле-еле, трогает себя за лицо, расправляет морщинки засевшие, как грязь в коже.
– У тебя, получается, теперь его номер есть?
– Ну… – Андрей и задуматься не успел об этом. – Наверное, это его рабочий номер. Не стал бы он звонить мне с обычного, да?
– Д-даже если рабочий… – Мамуля опускается к повязанному бантиком поясу. – М-можешь дать мне его? Я бы… хоть звонила… звонила узнать, как ты… Я бы не стала, – оправляет мамуля плечи, – звонить по всякой мелочи. Только если важное. И ты… т-ты же сам мне пишешь… Для крайнего случая…
– Да… – Андрей сам и не замечает, как это говорит. – То есть… да, это логично. Сейчас возьму телефон…
Он ждёт, когда мамуля отойдёт от дверного проёма и только потом встаёт, чтобы не задеть её, не вломиться в её личное пространство, которое она с таким упорством защищала. Принёс, продиктовал, сам добавил к себе в контакты. Даже если рабочий, с ним можно поговорить, но мамуля верно заметила, по мелочи не стоит, только по важным делам. Самым важным.
– Т-ты уже покушал? – спрашивает она.
Андрей жалеет, что думал именно о Матвее Григорьеве в этот момент. Голос мамули звучал тихо, он его почти не разобрал.
– Давно ел… Я поем с тобой?
Она лишь кивает и достаёт кастрюлю. Знает, как накладывать: сыну в два-три раза больше, чем самой себе. Ест мамуля катастрофически мало, но на замечания и беспокойства она говорила, что её телу больше и не нужно. Ест больше, будет мутить, тошнить, она этого не хочет, пусть сын поест побольше, ему это нужнее,