Грани вожделения. Ольга Теньковская
эти меня не то, чтобы сильно задели, но напрягли, и я парировала:
– Вообще-то на филфак поступают, когда все книжки уже прочитаны…
Люська насупилась, мы несколько месяцев не разговаривали, но нельзя же безнаказанно принижать чьи-то успехи, когда свои ты накрыла медным тазом или каким другим местом, не буду уж вдаваться в подробности.
Вообще-то, конечно, филфак – это читать книжки, но художественную – желанную литературу – в меньшей степени, в большей все-таки монографии, статьи и прочие скучные вещи, чтобы выудить чье-то авторитетное мнение о писателях и их творениях, а потом составить свое и высказать его на экзамене со ссылкой на соответствующие монографии. И так по каждому вопросу каждого билета на каждом экзамене. Были, конечно, варианты попроще: достаточно выучить наизусть нехитрую монографию одной продвинутой профессорши по творчеству ироничного нашего классика, на восемьдесят процентов состоящую из цитат из всем известных произведений (то есть учить пришлось всего двадцать процентов безвкусно написанного текста), и экзамен у тебя в кармане, тем более, что монография продавалась на кафедре свободно и стоила небольших денег (в соответствии с ее истинной ценностью).
Совсем другое дело, когда монографию нельзя было найти днем с огнем. Это сейчас можно немедленно достать любую книгу, а в то время единственным источником вожделенного издания была библиотека, и, обратившись в университетский кладезь знаний, мы с ужасом поняли, что монография Кравцова на тему русского устного народного творчества имеется в единственном экземпляре, расписанном к употреблению на много дней вперед, на столько дней, что они явно переваливали за срок самого экзамена. В городской академической библиотеке об этой монографии вообще понятия не имели, о ее ценности узнали от нас и пообещали срочно заказать. Но монографию нужно было достать, поскольку никакой другой интерпретации фольклора, кроме кравцовской, на своем экзамене другая, тоже продвинутая, профессорша не допускала.
Зимняя сессиия приближалась, а приблизиться хоть на шаг к вожделенной монографии я не могла, и в этот момент отчаяния я получила совершенно очаровательное предложение от своего однокурсника Иннокентия Александровича.
Парни на филфаке – явление уникальное. Не говоря уже о том, что их на факультете очень мало, они представляют собой совершенно особый тип мужчин: рафинированные эстеты, парящие где-то высоко в небесах. Иннокентий Александрович же твердо стоял на земле ногами, имел жену и дочь-подростка и работал на оборонном заводе во вторую смену. «Земную жизнь пройдя до половины…», Иннокентий почему-то решил, что филологическое образование ему крайне необходимо, и поступил. Вот он-то и предложил мне ознакомиться с вожделенной монографией у себя дома. Стесняясь идти к нему в одиночку, я выговорила право взять с собой однокурсницу Полину, вырвавшую к тому времени часть своих роскошных медных волос ввиду невозможности заполучить Кравцова.
В назначенный час мы с Полиной постучали в указанную