Грани вожделения. Ольга Теньковская
перед верандой и пошли в сторону большой реки, на которой стоит наш город, нашли свободную скамейку, уселись на нее, и тогда только я сказала:
– Рассказывай…
И Люська, уткнувшись мне в плечо, заплакала так горько, что мое шелковое платье мигом промокло в месте соприкосновения с Люськиными серыми глазами. Выплакавшись, она сказала:
– Рита, мне так плохо. Я не могу забыть. Я ведь после выпускного сразу пошла к бабке, мне соседка подсказала, а та вызвала кровотечение, меня в больницу увезли, и там я родила мальчика. Он был еще живой, но его просто завернули в пеленку и положили на подоконник. Я позвала врача, и врач сказал, что выхаживать ребенка не будут, потому что не знают, что я ним сделала, может быть, отравила, и есть опасность, что ребенок будет умственно неполноценный. И вообще, это не ребенок, а плод, полученный в результате криминального аборта. И тогда я стала плакать и умолять, клялась, что ничем не травила его, бабка все сделала спицей, врач согласился в обмен на адрес бабки. Я назвала, он забрал ребенка и унес. Назавтра мне сказали, что ребенок умер.
Я слушала Люську, обняв ее за плечи, надеялась, что она закончила, но она продолжала:
– Через два дня мне разрешили выходить и позвали в приемный покой. Там ждал Марат, он передал мне две шоколадки и ушел. Рита, две шоколадки сунул в руки мне и ушел. А потом еще бабка пришла к нам домой, орала в коридоре, что ее будут судить и в этом виновата я. Мой отец – он ведь ничего не знал – стоял и смотрел на меня так, словно я какое-то ничтожество.
Я не знала, как остановить боль, бьющую из Люськи, и заговорила, стараясь отвлечь ее от выплеска памяти:
– Люся, незачем плакать, все уже в прошлом. Правда же? В прошлом? Разве отец сказал тебе что-то плохое?
– Нет, он ничего не сказал, вытолкал бабку за дверь и ушел в свою комнату.
– Вот видишь, он затупился за тебя, он просто не ожидал что-то подобное услышать. Люся, давай успокаивайся, а то все увидят, что ты плакала. И Марат увидит, а ты не должна перед ним плакать, пусть думает, что у тебя все хорошо.
Но Люська и не думала успокаиваться:
– Мне так стыдно, Рита, я стараюсь бывать как можно меньше дома, не попадаться на глаза отцу, но жить где-то нужно. Перед папой и мамой стыдно…
…Вот перед Люськиной мамашей я бы не стыдилась, это она подтолкнула дочь к преступному шагу, войдя в один из вечеров, незадолго до выпускного, когда Люськина беременность уже не лезла ни в какие ворота, в ее комнату и сухо произнеся: «Знаешь что, я не хочу никаких незаконнорожденных детей, имей это ввиду, если желаешь жить в нашем доме». Люська сама рассказала мне об этом на следующий же день, и я тогда мысленно предположила, что же сделает тетя Рая с Люськой, когда та родит ребенка, а родить Люська должна была уже в сентябре…
– А ты подала документы? – вдруг спросила я.
– Куда? – Люська удивилась искренне.
– Как куда? В институт. Сейчас самое время: подавай документы и поступай, возьми отпуск на работе на время экзаменов, обязаны дать.
Люська