Материнские хроники. Елена Герасевич
А лежали вы в этой же палате, только вот на той кровати у окна.
И в эту же минуту я вспоминаю, что да, действительно лежала в этой же палате у окна, и действительно на родовом столе бодро обещала прийти за сыном. Но как?! Ка это можно было запомнить?! Я даже лица врача не помню, при том, что она у меня единственная, а таких как я за эти годы у нее была не одна сотня.
На мои охи и ахи врач только улыбнулась и пожала плечами:
– Просто помню и все. И рада, что вы сдержали обещание.
Выписали нас домой вовремя, но с проблемой – кефалогематомой, которая возникла из-за стремительных родов. Из-за нее сын практически не спал ни днем ни ночью. Я только спустя годы узнала, что малышей с такой проблемой нельзя укачивать. Но что я делала, когда сын начинал плакать? Разумеется, качала, из-за чего малыш «расходился» еще больше, а я никак не могла понять причину его надрывного крика.
К тому же первые полтора месяца его жизни совпали с нашим очередным переездом. Осенью дети должны были пойти уже в новую школу и мне надо было успеть собрать все вещи к сроку. Как я тогда не тронулась умом, упаковывая бесчисленные коробки на фоне бессонных ночей, – не понимаю. Кричал сын, кричала я, кричали дети. Вообще, кажется, что в то время кричали все вокруг.
Переезд принес бытовое облегчение. Я радовалась теплому туалету и воде из крана, пусть даже по часам. А еще у нас появилась машинка-автомат, которую нам оставили прежние хозяева. Вот это был настоящий восторг! Я иногда «залипала» у окошка, не в силах оторвать взгляд от крутящегося в барабане белья. Но самое главное – это была НАША собственная квартира!
Несмотря на то, что в скором времени мы решили все медицинские проблемы, я по-прежнему периодически спала полулежа-полусидя с сыном на груди, потому что успокаивался он только в таком положении.
Мы пошли в новый храм, который занимал небольшое помещение в общежитии и был устроен более чем скромно. Мне там решительно ничего не нравилось, начиная от убранства и заканчивая священником. Но главной проблемой был сын. Стоило мне подойти к дверям, как он просыпался и принимался что есть мочи орать. Все прихожане уже посмеивались: «Услышали крик – значит Герасевичи пришли». Коля плакал почти все время, поэтому мы быстро подходили к помазанию или ко причастию и сразу покидали храм.
И вот как-то священник остановил меня и спросил, почему я не причащаюсь. И я ему вывалила сразу все: и про недосып, и про невозможность поститься и про то, что я не то, что каноны, а даже и утренние и вечерние молитвы не могу вычитать. Но была еще одна причина, которая может показаться смешной, но меня здорово сдерживала. Дело в том, что в храме было настолько тесно, что исповедь проходила чуть не вплотную к остальным прихожанам. Для моей гордой и мнительной натуры это было невыносимо.
Батюшка улыбнулся и сказал, что когда хор поет или кто-то читает, то даже близко стоящим людям ничего не разобрать, так что я могу не смущаться и приходить на исповедь. И я пришла. И увидела в батюшке такую простоту и любовь к людям, что от всего сердца попросила