Вода к воде. Йохевед Дабакарова
на территорию кампуса по крепкой дружбе, а дальше фуршеты, бранчи, вечера в кофейнях, в которых чашка латте стоит больше, чем мой абонемент в бассейн, званые ужины в викторианском стиле, полезные знакомства со сливками общества, а там я, может, и кавалера при усах себе найду…
– Но есть нюанс, – сказал Даниэль.
Восторженная картинка лопнула, как мыльный пузырь.
– Что такое? – спросила я. – Они не принимают рыжих на работу? Так я тебя перекрашу, будешь пепельным блондином с томным взглядом…
– Я всегда за, но дело не в этом, – Даниэль откинулся на подушки. – Биолог им не нужен, но они хотят взять меня на два предмета.
География была его вторым профилем, но я знала, что он может преподавать и химию, пусть и не очень её любит. Впрочем, ради такого рабочего места можно и дедулю Менделеева какое-то время потерпеть.
– Два предмета – две зарплаты, такой расклад?
– Два предмета – это французский и яхтинг.
Я призадумалась.
– Ты же не умеешь плавать.
Даниэль рассмеялся.
– Ничего страшного, самое время научиться!
– А по-французски говоришь?
Даниэль решил опробовать матрас на схожесть с батутом.
– Нет. Знаю только одну фразу.
– Какую? – я присоединилась к нему. Теперь мы оба, будучи взрослыми ответственными людьми, прыгали на умопомрачительно гигантской кровати.
Даниэль соскочил на пол и прижал руку к груди.
– Pleure, tu pisseras moins, – продекламировал он.
Я прыгнула за ним.
– И что это значит?
– “Плачь, пописаешь меньше”, – тут же сник Даниэль.
Мы печально помолчали.
– Этому детей не научишь, – покачала головой я.
– С другой стороны! – Даниэль запрыгнул на массивное изножье кровати и пошёл по нему, как по бордюру-поребрику. – Что в этом сложного? Это же пятиклашки! Читаешь параграф перед уроком, задаёшь одну и ту же домашку раза по три – и дети довольны, и администрация не в курсе! А будут вопросы – в учебнике всё чёрным по белому написано!
Вот чему учат в педагогических университетах. Я участливо закивала.
Дверь рывком распахнулась, и на пороге, в обрамлении выбивающихся из-под воздушного тюля солнечных лучей, появилась сухая старушенция в закрытом со всех сторон платье. Пучок волос так сильно стянул кожу у неё на голове, что это почти разгладило ей морщины.
Даниэль тут же испарился с изножья, очутился у двери и поднёс к губам её руку, похожую на бледный скукоженный чернослив.
– Мадам Петрова! – по своему обыкновению соловьём разлился он. – Вот вас видишь – и на душе сразу радостнее становится, спасибо вам огромное за экскурсию по зданию, у меня мурашки от каждой картины, просто дух захватывает…
– А это кто? – не роняя лица и достоинства уточнила мадам Петрова, кивнув на меня, скрюченную в три погибели в попытке не рассмеяться над её титулом.
– О, эта особа удивительный человек, вот что я могу вам сказать…
– Добрый день, мадам! – справившись со спазмом, подскочила