На всех дорогах мгла. Александр Накул
этой очереди он проснулся.
5. Прерванный забег
Выспаться, разумеется, не получилось. Голова была тяжелой, в глаза как песок насыпало. Ночь оказалась до ужаса короткой.
А вот погода радовала. С утра подморозило, на бульвар лег свежий хрустящий снежок. Вдыхая освежающий воздух, Черский дошел до редакции, и перспектива писать об убийстве казалась вполне вдохновляющей.
Редактор выглядел мрачно, но не говорил, в чем дело. Видимо, пришла какая-то дурная мысль, потому что, когда уходил, он выглядел лучше. Мысль настолько дурная, что он так и не поделился ей с редакцией.
А вот Нэнэ выглядела свежо и неплохо. Похоже, вчерашний разговор совсем не испортил ей настроения. Сидеть с ней за одним столом было даже приятно: уж она-то точно не будет прятаться от опасности в разгуле на втором этаже.
– Черский, попытайся узнать, что случилось у нас в училище олимпийского резерва. Там девочка умерла очень странно.
– Ты говорил, что убийство.
– Это чтобы тебя заинтересовать. Сам знаешь, журналистский прием. Искусственное создание интереса.
До училища олимпийского резерва от редакции надо было ехать на автобусе. Черскому нравилась эта идея. После всей этой духоты очень хотелось проехаться.
Он вышел на остановке и невольно прищурился – за остановкой и до самой реки, где была база училища, простирался огромный пустырь, сплошь покрытый почти нетронутым свежим снегом. А совсем рядом от остановки торчали желтые прутики каких-то бывших растений – напоминание о том, что город стоит на бывшем болоте.
Мимо прошла кучка голосистых школьников в непроницаемо-черных куртках. Хотелось верить, что ребят ждет лучшее будущее, без бандитизма и войны. Хотя новости, которые Черский каждый день приводил в порядок и трамбовал в газетный лист, обещали нечто совсем обратное.
Эх, хорошо бы работать в официальной газете, каких-нибудь «Новостях Каменетчины». В райцентрах, судя по тому, что там печатают, вообще ничего не происходит. Но потому и кажется, что газета официальная, оплачивается из бюджета, а сидит там старичье, которому все надоело еще при Никите Сергеиче. Это «Брама» должна быть свежей и интересной, а этим так называемым изданиям достаточно быть просто периодическими. Для новых людей места там нет.
«Хотя, – размышлял Черский, пересекая казавшийся бесконечным пустырь, – иногда кажется, что мне в наше время вообще нигде нет места».
Понятно, что «Брама» – это не серьезно, это не на всю жизнь. Даже у бизнеса, в котором крутились сестра с мужем, было больше шансов на плодотворную, долгую жизнь.
Не просто так еще во времена Карела Чапека говорили «застрял в газете» – но никогда не «застрял в банке», «застрял в министерстве» или даже «застрял на заводе».
Интересно, а можно «застрять в училище олимпийского резерва»?
Черский вдруг сообразил, что за всю жизнь ни разу там не бывал. Просто примерно помнил, где оно расположено, и шел скорее наугад.
Тем более что на этом пустыре все равно ничего не