Потапыч. Павел Беляев
медсестёр, а спросить имя – никому не хватило ума. Поэтому мы называли их Сова, Стрекоза и Молоденькая. Молоденькая, конечно, была самая добрая из них.
И красивая.
– Я что сказала? Ушли отсюда! Краско, ещё раз подушку в руки возьмёшь, я тебе клизму сделаю!
При упоминании про клизму пацаны перестали галдеть и послушно убрались из коридора.
Сова посмотрела на нас. Её огромные глаза на ещё более огромном пухлощёком лице превратились в две маленькие щёлочки.
– А вы чего тут трётесь? Вам же сказали, что колоться после обеда!
Переглянувшись, мы разошлись по своим палатам.
Собственно, мы ничуть не жалели, что только зря проторчали у процедурного. Во-первых, ошеломительное появление странной девчонки того стоило. А во-вторых, уколы после обеда значило, что можно сократить для себя тихий час.
Честно говоря, ничего не имею против него. Я даже в чём‐то любил сон-час за то, что однопалатники ведут себя тише обычного и можно спокойно почитать. Но хоть немного нарушить привычный распорядок – это святое, иначе можно околеть от скуки.
Когда мы вошли в палату, Миха поплотнее закрыл дверь. Слава богу, она была глухая и деревянная, а не со стеклом, как в десятой палате. Бедные парни, не повезло так не повезло.
Миха плюхнулся на кровать и заложил руки за голову.
– Вот облом, так и не узнаем, чего там ещё натворила та деваха! – сокрушался он. – Представляете, если она тоже там их всех положит?
– Кто положит? Кого положит? – высунулся из-за кроватной спинки Глюкер. Когда мы вошли, он рылся в своей тумбочке, наверное в поисках еды.
– Да подожди, – отмахнулся я и сел на свою кровать, которая как раз стояла напротив Михиной. – С фига ли она там кого‐то перебьёт? Она ж тебе не спецназ.
Мишаня хитро прищурился.
– Этого мы пока не знаем.
Я хохотнул.
– Пацаны, вы вообще о чём?
Я посмотрел на Глюкера. Наш разговор так сильно его заинтересовал, что этот парень даже не заметил, как уселся прямо на пол, обнимая полиэтиленовый пакет с изображением конкретно так откормленного Пикачу.
Сжалившись над бедолагой, я рассказал о появлении загадочной девицы.
– Во дела, – проговорил Глюкер, всё ещё сидя на грязном полу. На нём были только трусы, и при своей довольно грузной комплекции Глюкер смахивал на пупса.
Вообще‐то его звали Марк. Кличка прилепилась после того, как Марк сходил пару раз на уколы. Ему кололи что‐то такое, после чего он подолгу мог лежать, уставившись в одну точку. С лёгкой руки какого‐то остряка, который назвал его «Марик-нарик», Марка окрестили сначала Нариком, а потом как‐то перешло в Глюкера. Наверное, от слова «глюк». Такое прозвище поначалу очень бесило Глюкера, а потому и прилипло намертво.
Какое‐то время мы молча залипали в телефоны. Тишину периодически нарушали реплики вроде: «Блин, инет ваще не пашет», или «Пацаны, я вам в телегу такой рилс кинул – закачаетесь!»
И снова тишина на несколько минут.
Открылась дверь, и в палату зашёл Хали-Гали. Обычно соломенные