Потапыч. Павел Беляев
наоборот, её было так жалко, что становилось даже как‐то не по себе. Складывалось ощущение, что девочка эта побывала в какой‐то ужасной передряге вроде автомобильной катастрофы или чего‐то подобного. И все эти многочисленные раны и порезы на ней, вероятнее всего, из-за случившегося. А странное поведение – это от шока.
Я вспомнил озверевший взгляд девочки и поёжился.
Нет, после аварии люди выглядят иначе.
Девчонка снова дёрнулась во сне и стиснула своего медведя. Я видел, как белоснежные бинты под пёстрой пижамой пошли красными пятнами.
В этот момент девчонки истошно заорали.
– Что стряслось? – всполошился Миха, стараясь при этом не поворачиваться к новенькой спиной. Он инстинктивно схватил со стола ложку, взяв её как нож.
– Т-там, там!
Я проследил за указательным пальцем Киры и увидел, как через всю палату бессовестно и вальяжно ползёт таракан. Здоровенный такой, рыжий.
– Вот дуры! – с облегчением выдохнул Миха и сел на свободную кровать, держась за сердце.
– Тоже мне, нашли из-за чего орать, – сказал я и раздавил насекомое.
Распахнулась дверь, и в палату влетела Сова.
– Что случилось? Чего голосите?
Кира и Софа сидели на одной кровати, поджав под себя ноги, и были белее снега. Кира подняла на медсестру огромные от страха глаза.
– Таракан, – произнесла она. – Вот такенный! – и показала руками существо размером с добрую крысу.
Сова сдвинула брови к переносице и обвела взглядом палату. Остановилась, естественно, на нас с Михой.
Я снял тапку и продемонстрировал ей труп насекомого.
– Ещё один громкий звук, и вы двое отправитесь в свою палату.
Сова бросила взгляд на новенькую, но та по-прежнему спала, вцепившись в своего медведя, как в спасательный круг.
Дверь закрылась.
Мы выдохнули.
Разъярённая Соня посмотрела на однопалатниц и зашипела так, будто готова была убить обеих тотчас:
– Не дай бог вы разбудите её своим ором… Честное слово, я вас придушу!
– Если она не придушит тебя раньше! – Софа успела отойти от шока и теперь на что‐то очень сильно злилась. Но кто их, девочек, знает, на что именно?
Вообще‐то их обеих звали София. Но Соня могла перегрызть кому угодно глотку, если её, не дай бог, назовут Софой. И то же самое, только наоборот, было с Софой. Обе готовы были чуть не драться до смерти, чтобы доказать, что это имя можно ласкательно уменьшать только так и никак иначе. Мы же какое‐то время пытались найти в их словах хоть какую‐то логику, пока не решили просто забить и запомнить, что вот одна София – Соня, а вторая – Софа, и всё тут. Потому что гладиолус.
– Правильно, – проворчала Кира, забирая свою ложку у моего друга, – подеритесь ещё тут из-за неё.
– Да! Да! Давайте, подеритесь! – воскликнул Миха с горящими глазами и достал телефон с явным намерением начать съёмку. – Девчачий бой – класс!
Софа показала ему фигу. Соня покрутила у виска.
– Боже мой, её вроде отмыли, но всё равно воняет какой‐то