И нет рабам рая. Григорий Канович
красивым и привлекательным. С таким она могла бы пойти на край света – только позови, только кликни. Но просветления были не только коротки, но и редки.
Направляясь после бессонной, невыносимо долгой от утомительного ожидания, ночи, Морта вспомнила, как зимой – снег только выпал – Семен, принимая у нее из рук еду, завернутую в холстину, чуть слышно сказал:
– Ты ждешь ребенка, да?
Она была на третьем месяце, и прозорливость Семена ошеломила ее.
– У тебя будет брат или сестра.
– Зачем? – спросил он, чавкая. – Сестра у меня уже была, а брат мне не нужен. Вон мои братья. – И Семен показал на придорожные деревья. – Видишь?
– Вижу, – сказала она. – Ты ешь, ешь!
Она боялась, что он еще что-то скажет – обидное, злое, оперяющееся в его бреду, как цыпленок в скорлупе.
– Ты ничего не видишь, – так же тихо промолвил он. – Ничего вы не видите… даже друг друга… А я вижу все… все… И твоего ребенка… Но я не смогу заступиться за него… Мессия все равно превратит его в волчонка…
– Ты ешь, ешь, – застыв от его слов, прошептала Морта.
От корчмы до развилки было версты две, не больше.
Морта шла не проселком – ни к чему мозолить людям глаза, – а огородами, потом подсохшим на весеннем солнце полем, и луговой простор, пробивавшаяся из-под земли зелень, маячившие в отдалении ожившие перелески, куда она порой вырывалась по грибы или по ягоды, только обостряли ее тревогу. В одну цепочку, в один тугой кожаный поводок вдруг выстроились недавнее заклятье Шмальцене и давние, но не забытые слова Семена.
Голова птицы и ноги зверя?
Волчонок?
Неужто она под сердцем носит волчонка? Господи, сохрани и помилуй!
Поводок страха натирал шею до крови, и не было от него никакого спасения.
Еще издали увидела Морта Семена. Он стоял на раздорожье, и какая-то птица – галка или грач – сидела у него на плече.
– Птаху не вспугни, – пробормотал Семен, когда Морта подошла поближе.
Но птица и не думала улетать. Ей, видно, было хорошо под правым ухом у Семена, она поворачивала свою любопытную голову, озиралась, высматривая бог весть что – то ли муху, то ли, как Семен, Мессию, то и дело долбя клювом рукав поношенного армяка или щеку, заросшую извивающимися, как черви, волосами.
– Отец пропал, – прошептала Морта.
– Тише, – попросил Семен. – Тише. Она видела его.
– Кого? – встрепенулась, как птица, Морта.
– Мессию, – ответил Семен. – Она только что прилетела оттуда… с Земли обетованной… он уже идет… он уже в пути…
– Уехал за водкой и не вернулся, – безнадежно продолжала Морта, коря себя за то, что зря тащилась две версты. Господи, с кем я говорю, сетовала она, глядя на прирученную птаху, безмятежно сидевшую на плече у Семена. Что с ним говорить, что с деревьями или птицами – все одно.
Галка вдруг взмыла с плеча Семена в по-весеннему распахнутое небо, покружилась над развилкой и улетела за лес.
Семен