Пират. Владимир Александрович Сединкин
опять доктор ответил, не задумываясь:
– Нужно судить и разжаловать, но не выгонять из армии.
– Почему же?
– Мы слишком давно не воевали. Всякое бывает.
Консул негромко рассмеялся шершавым, колким смехом, от которого мне стало не по себе.
– Спасибо, камер-майор, вы свободны. Остальные тоже. В соседнем зале вас уже ожидают.
«Странное всё-таки заседание», – крутилось в моей голове, когда я проходил мимо «преторианцев».
* * *
– Кто устроил мятеж?! Почему империя недовольна нами?! Заговор или восстание?! – мальчишка газетчик метался по улице, удерживая в руках пачку газет. Ещё одна традиция, которой гордятся местные.
«Отвага, серебряный ромбик «В боевых условиях», значок ветерана Третьей степени. Щедро!» – думал я, рассматривая своё отражение в витрине. Шесть моих рядовых получили звание ефрейтора, Бутерус «отвагу» и второй ромбик. Петрова теперь у нас поручик, да ещё и значок «универсала» заработала.
Смотря на спешивших мимо меня людей, медленно ползущие в пробках автомобили, я вспомнил, как выглядели эти улицы всего три дня назад. Эх, сколько ещё тут работы особистам.
– Доволен? – рядом со мной остановился доктор, увидев которого, я замер словно на параде, а сердце моё побежало вскачь.
– Здравия желаю, господин камер-майор!
– Да, вольно, вольно, поручик! – рассмеялся тот. – Я же сказал, наедине можно по имени-отчеству. Так доволен наградами?
– Доволен, Владимир Александрович.
– А блеска в глазах нет.
Я на минуту задумался и решил сказать правду.
– Так ребят столько погибло. Дугин всё ещё в госпитале. Вроде и доволен, и нет. Всё думаю, что мог спасти ещё одного-двух. Хотя бы своих.
Воропаев грустно взглянул и, коснувшись кончиками пальцев новеньких наград на моей груди, немного невпопад произнёс:
– Без серьёзной мотивации это всего лишь красивые железки, поручик, я думаю, вы и сами это знаете.
10. Доктор и архивариус
Даже понятия не имел, что сахар-рафинад всё ещё можно где-то купить. Я и простой-то сахар видел редко, все таблетками и каплями обходились, а тут надо же – кубики в конце XXIII века.
Пётр Григорьевич кушал сахар вприкуску, попивая крепкий чай из обыкновенной старой жестяной кружки и сидя с нами за столом для сборки оружия.
Мы вместе с Валерой Бутерусом полностью разобрали Мономахи, разложив их перед собой. «Да, по сравнению с модульными Дроздами или даже Стакатто слишком много запчастей, – подумал я. – Ничего, разберёмся».
Удивительно бережно, будто стеклянную, архивариус поставил на стол свою помятую жестяную кружку и с отеческой улыбкой взглянул на меня:
– Небось удивились, узнав, что Воропаев камер?
– Удивились – не то слово, – ответил я, разглядывая затворную раму с газовым поршнем. Ну надо же, точно такая как в штурмовых винтовках XX века. – Мне кажется даже Кирпичёв не знал об этом.
– А он и не знал! – надул щёки старик. – Стацы