Пират. Владимир Александрович Сединкин
здесь называли двадцатиэтажное здание муниципалов. Оно и правда чем-то походило на домик пчёл – вытянутый вверх корпус, квадратные оконца, двухскатная крыша. Походило раньше, сейчас это чудо архитектуры просто было частью постапокалиптического пейзажа – выгоревшие и разбитые окна, копоть и никакого видимого сопротивления. А где осада и силы повстанцев у подножия? Да в нас стреляют вообще с другой стороны!
Пинками и тычками мы с прапорщиком поднимали солдат. Над нами что-то взрывалось и грохотало, по трассе работало сразу несколько пулемётов. Нас бы давно уже всех перебили, если бы не расстояние, с которого вёлся огонь, и не защитные костюмы.
– Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… – считал по головам бойцов Бутерус. – Господин поручик, двоих нет!
Я хотел что-то ответить, но прямо у нас над головой новая ракета порвала на две части маневрирующую над дорогой «Тройку». Шагоходы, люди, куски брони и обшивки, всё смешалось в этом адском месиве.
Клац! Тяжёлая пуля, именно пуля, а не энергетический заряд плазмы или импульсной винтовки, угодила в цевьё моего «Дрозда», повредив ствол. Хорошенькое начало, ничего не скажешь. Не поверив глазам, я рассматривал бесполезную штурмовую винтовку, когда новое попадание оцарапало мой шлем, а спустя секунду бежавший рядом Бекетов рухнул плашмя на землю, неловко всплеснув руками.
– Уходим вон к тем зданиям! – выхватив из набедренной кобуры ПТ-6, положенный каждому офицеру, я, забросив на плечо убитого солдата (в его смерти сомнений у меня не было, так как на виртуальном мониторе его иконка потухла), и, подавая личный пример, пустился бегом в сторону симпатичных трёхэтажных домиков, расположенных сразу за обочиной.
Уже почти добравшись до зданий, мы попали под шквальный огонь группы пехотинцев, колонной вынырнувших из узкого переулка.
Если бы не эта теснота нам бы, наверное, и конец пришёл, а так мы залегли за перевёрнутыми автомобилями и дали дружный залп, размолотивший два десятка стрелков за десять секунд. Ещё трое моих солдат стали потухшими значками.
Положив тело Бекетова у стены, я склонился над трупами убитых нами противников. Из защиты только старые «Черепахи», в два раза слабее наших «Покровов», а вот вооружены они были таким старьём, что я диву давался. У ног моих валялись первая ревизия винтовки Сорогина, давно уже снятая с вооружения и использующаяся в далёких колониях, амерская НТ-72, не актуальная уже четверть века, и ещё какое-то жуткое барахло.
– Вот это вещь! – обрадованно засмеявшись, поднял что-то с земли прапорщик. – Глазам своим не верю!
В руках у него была по внешнему виду классическая машинка с объёмным магазином и простым телескопическим прикладом.
– Что это?
– Это «Мономах», командир! Лучшая штурмовая винтовка десанта и спецназа за всю историю. Мой прадед с такой воевал на Первой периферийной.
– И когда они устарели?
– Лет семьдесят-семьдесят пять как их сняли с производства. Но это вещь. Семьдесят два патрона, крупный калибр, стрельба одиночными, словно из снайперской винтовки. Берите, Виталий Константинович,