Секундант Его Императорского Величества. Владимир Аваков
считать обычной бюрократической процедурой, – проговорил про себя Гребнев. – Кроме того, с 1820 года, а может, и с более раннего времени Пушкин находился под негласным надзором полиции, и материалы по вопросу надзора секретны.
До начала разбирательства по делу выполнены подготовительные действия. Председатель военно-судебной Комиссии, полковник, в соответствии с законом призывал всех “судить по совести” и своей личной подписью удостоверил данное обстоятельство в определении Комиссии. Члены её приведены к присяге. Для тех, кто ранее уже неоднократно участвовал в судебных заседаниях, текст присяги зачитывался для напоминания. Два корнета, назначенные судьями в первый раз, принимали присягу впервые. К присяге приводил священник. Принимая присягу, как того требовал закон, он предупреждал “об ответе за дела свои на Страшном суде Христовом”, что подтверждено его подписью в клятвенном обещании судей. Полковник самодеятельностью не занимался и знал, о чём под протокол надлежало говорить с назначенными судьями, – продолжал рассуждать Гребнев. – Священник тоже следовал принятому порядку. То есть закон требовал от судей при исполнении судейских обязанностей обращаться к совести, а церковь – помнить об ответе за дела свои на суде перед Богом. А что, собственно, имеется в виду, когда в присяге говорится о людских делах и о Божьем суде за них? – думал Олег Петрович. – Что такое “людские дела”, понятно. А что значит “суд Божий”? Это означает, что придёт время и судить будет Бог по закону Божьему. Надо понимать, присяга призывает: “Совершая дела свои, соблюдай закон Божий”. Это, конечно, ясно людям того времени. А что значит “жить по закону Божьему”?»
Гребнев быстро повернулся к монитору и набрал в поисковике «жить по закону Божьему». Через минуту он читал: «В первую очередь это значит соблюдать заповеди. Заповеди Божьи – внешний закон, данный Богом в дополнение к ослабевшему (вследствие греховной жизни) у человека внутреннему ориентиру – совести». Вот как оказывается.
«Председатель Комиссии – армейский полковник – и церковный священник имели в виду одно и то же. Значит, наличие совести у судьи – важное условие судебного процесса. Как это понимать?» – опять задумался Гребнев, потом повернулся к монитору и набрал в поисковике запрос. Вскоре он читал, что в главе XXIV Устава воинского Петра Первого сформулировано требование, что высшему военному судебному чину «надлежит быть не токмо учёному и в военных и прочих правах, но при том осторожному и благой совести человеку, дабы при написании и исполнении приговору преступитель оным отягчён не был». «Понимать надо так, – решил Олег Петрович, – что благая или хорошая совесть судьи является гарантией для подсудимого от незаслуженного наказания – несправедливого приговора, неправосудного суда».
Он подумал, что тратит время на то, чтобы понять смысл написанного в документах, тогда как человеку XIX века всё было понятно с самого начала. «Далеко мы ушли, если, изъясняясь на одном языке, не сразу понимаем, о чём говорило предыдущее поколение, – сделал