Октябрический режим. Том 1. Яна Анатольевна Седова
власть в единении с Г. Думой и Г. Советом» (ст. 7);
никакой закон не может последовать без одобрения Г. Думы и Г. Совета (ст. 86);
законопроект, отклоненный одним законодательным установлением, считается отклоненным (ст. 111).
В сущности, это и есть конституция, особенно ст. 86.
За Монархом сохранялась «власть управления во всем ее объеме» (ст. 10), то есть исполнительная – руководство работой министров. Это важное отличие от парламентской монархии, где министерство назначается парламентом. Поэтому проф.Коркунов в своем курсе русского государственного права характеризовал наше государственное устройство как монархию не парламентскую, а дуалистическую.
В единоличном ведении Монарха оставалось военное законодательство (ст. 96-97), церковное управление (ст. 65, 68) и учреждение императорской фамилии (ст. 21, 175).
В области общего законодательства Монарх был вправе единолично проводить какие-либо экстренные меры в период перерыва занятий законодательных учреждений (ст. 87) и осуществлять призыв новобранцев, если соответствующий законопроект не успеет пройти все инстанции к 1 мая очередного года (ст. 119). Однако это были очень условные права, поскольку в первом случае закон все равно подлежал внесению в Г. Думу, а во втором число новобранцев не могло превышать назначенное в предшествующем году. Однажды Кутлер назвал ст. 119 «аномалией», «уродливым явлением нашей конституции». Те же комплименты можно было отнести и к ст. 87. Эти статьи – лишь атавизмы, не имеющие большого значения, если, конечно, ими не злоупотреблять.
Новые Основные законы так разнились по духу, точности и юридической грамотности со старыми, что поначалу, прочитав проект в газете «Речь», «Московские ведомости» заподозрили «громадную мистификацию». П. Н. Милюков дал Основным Законам убийственную характеристику: «Лучшее в них есть только ухудшение худшей части худших европейских конституций», Горемыкин говорил о «какой-то пародии на западноевропейский парламентаризм», Шванебах острил: «Соната, написанная для скрипки Страдивариуса, положена на балалайку», а Л. А. Тихомиров писал: «это не конституция, а просто неразбериха, при которой никакое правление невозможно».
С учреждением Г. Думы законодательная система Российской Империи стала двухпалатной. Cт. 106 Зак. Осн. провозгласила равноправие обеих палат. За Монархом в законодательной области оставалось лишь право вето, причем его можно было применить лишь после утверждения законопроекта обеими палатами. Система, состоящая из равноправных палат и бесправного Монарха, была обречена на равновесие в механическом смысле слова: силы компенсировали друг друга, составляя в сумме ноль. Рано или поздно кому-то из них следовало уступить, то есть неизбежно было либо возвращение к прежнему типу монархии, либо отмена монархии как таковой.
Как справа, так и слева раздавались призывы дать преимущество одной из палат. Левые видели в Г. Совете «намордник на народное представительство», «тормоз для реформаторского законодательства» и «препятствие на пути превращения