Октябрический режим. Том 1. Яна Анатольевна Седова
Г. Совета употреблял те же формулы.
«Он был председатель для торжественных дней, не для черной работы; для избранных, а не для толпы; скорее напоминал церемониймейстера, чем руководителя», – отмечал Маклаков.
Муромцев не только сам относился к Думе с невероятным почтением, но требовал того же и от других. «Я прошу слова "упрек" не повторять по отношению к Г. Думе» – перебил он одного из ораторов.
Маклаков подметил любопытную особенность: оберегая честь Думы и отдельных ее членов, Муромцев не защищал министров от оскорблений. Очевидно, председатель рассматривал поливание правительства грязью как неотъемлемую часть политической борьбы.
Имя Муромцева стало эталоном для председателей народного представительства всех последующих созывов. В III Думе, например, об особенно мудрых и тактичных репликах Ппредседателей говорили: «Это – по-муромцевски».
28.IV Председатель Г. Думы представлялся Государю. Аудиенция состоялась около двух часов дня и продолжалась около 30 минут. Встретившим его на вокзале репортерам Муромцев ответил: «Председатель Г. Думы интервью не дает…». На Государя гость сразу произвел хорошее впечатление и вообще «нравился царю и импонировал ему корректностью и почтительностью своего обращения».
Из министров Муромцев намеревался ехать с визитом только к Горемыкину, находя, что остальные члены правительства должны сами являться к председателю Г. Думы. Муромцев, как и все кадеты, мыслил только в духе парламентаризма, где министры назначаются народным представительством и потому стоят ниже его: «После Государя первое лицо в государстве – это председатель Г. Думы».
Позже Столыпин сделал попытку повидаться с Муромцевым. Начались тайные переговоры через Крыжановского, прервавшиеся роспуском Г. Думы.
Амнистия и адрес (27.IV-5.V)
Первые заседания Г. Думы были посвящены двум вопросам – об амнистии и об адресе Государю в ответ на тронную речь.
Требование об амнистии по всем делам религиозным, аграрным и политическим вытекало из взгляда большинства депутатов на последние политические события. Старого строя больше нет, следовательно, лица, боровшиеся против него, больше не преступники. Более того, многие ораторы объявляли о своем духовном родстве с теми, кто сейчас находится в тюрьме или на каторге.
«Каждый из нас по мере сил своих старался колебать этот сушествовавший строй, каждый из нас словом печатным или устным призывал все общество, весь русский народ к борьбе против защитников этого строя, который мы считали вредным. Если наши единомышленники по партийной программе попадали в тюрьму и в ссылку, а мы оставались на свободе, победили и попали в Государственную Думу, то тут все дело в различии характеров, темперамента, возраста, а чаще всего – случая или счастья».
В сущности, после этих трех заседаний Думу можно было с чистой совестью закрыть. Дума выразила главное: она – наследница тех, кто убивал городовых и жег усадьбы.
Одиноко