Клад Емельяна Пугачёва. Николай Полотнянко
дышит.
– Никогда не жалей о том, что было, Степан, – сказал Борзов. – К тебе ли не благосклонна планида? Ты родился дворянином, это ли не счастье? Скоро станешь помещиком, и живи в своё удовольствие полновластным барином, а про полк, пусть он будет трижды гвардейский, забудь, будто его и не было.
Петербург в те годы был невелик, и скоро они выехали за окраину в поле и увидели заставу – большую каменную будку и шлагбаум.
– Соберись с духом, Степан, – сказал Борзов. – Ещё пять минут страха, и ты будешь на воле.
Заставу сторожили три солдата, унтер-офицер и прапорщик. На проезжавшие мимо них телеги, направлявшиеся в город, они не смотрели, а все выезжавшие из столицы останавливали и досматривали. Телега с гробом стражу заинтересовала, из будки вышел престарелый армейский прапорщик, которому Борзов, приняв важный вид, подал подорожную. Прапорщик её медленно вычитал и крикнул унтер-офицеру, который стоял на пороге будки:
– Посмотри, есть ли в сыскном списке Некротков!
Несмотря на летнюю жару, Кротков оледенел в своём гробу от страха и мысленно взмолился: «Господи! Пронеси мимо беду, а я, клянусь, отыщу клад и пожертвую на храм стопудовый колокол!»
С бумагой в руках на пороге будки появился унтер-офицер.
– Некроткова, ваше благородие, в сыске нет, но есть Кротков!
– А ну, дай-ка сюда сыскную. А вы откройте гроб.
Взяв бумагу, прапорщик прочитал её, затем подорожную, подошёл к телеге и уставился на Кроткова, который сразу почувствовал этот взгляд и чуть было в самом деле не умер от страха. На какое-то время сердце у него перестало биться, кровь отхлынула от лица, и он сразу стал похож на труп. Прапорщика покойницкий вид Кроткова удовлетворил, к тому же он дослуживал последние дни, и лишние хлопоты ему были не нужны.
Но окончательно спасло Кроткова от разоблачения горлышко штофа, которое выглядывало наружу рядом с покойником. Прапорщик поманил к себе Борзова.
– Что это?
– Ваш штоф очищенной водки, господин прапорщик, – не растерялся Борзов и, вынув из гроба бутылку, поставил её на столбик ограждения.
– У меня во взводе были два солдата, один Быков, другой Небыков, оба из одной деревни, – сказал ветеран армейской службы, возвращая потному от страха пииту подорожную. – Проезжайте!
Борзов влез на телегу, Сысой пошевелил вожжами, и телега поехала мимо шлагбаума в поле, на дальнем краю которого темнел вершинами лес.
– Только одна беда минет, как другая тут как тут, – сказал с горестью Борзов, когда отъехали с полста саженей от заставы.
– О чём кручинишься, Калистрат? – повеселевший Кротков уже окончательно уверовал в спасенье и был готов выскочить из гроба.
– Как же мы прощаться будем? Был всего один штоф, теперь и того нет.
– Разве это беда? – спросил Кротков, приподняв голову. – А я было подумал, что за нами гонятся немец Зигерс и карга Саввишна.
– Не зови лихо, а то оно явится, – предостерёг приятеля Борзов. – И питейный дом