Мы пылаем огнем. Айла Даде
часто он такой?
– Часто, – отвечает Харпер. – И в этом нет ничего хорошего. Когда я испортила ему речь, я три дня прибиралась в «Олдтаймере» на добровольных началах и испортила ему момент: «Смотрите у моего третьего монстро-оленя в этом году нет живота».
– Рождественские олени, – говорит Пейсли, – для него очень важны.
Я киваю:
– Да. Ой, тс-с, он открывает занавес!
В сарае стоит мертвая тишина. Все взгляды устремлены на грязную попону. Атмосфера накаляется, и Уильям раскрывает… тыкву. Но не аккуратную, а развалившуюся и хлюпающую, со впалыми глазами, сквозь которые я различаю мякоть оранжевого цвета. Ее плохо очистили. Тыква лежит в собственных трясущихся внутренностях, которые вытекают из двух отверстий – она ужасная. И воняет. Кажется, она уже успела заплесневеть.
Я оглядываю жителей Аспена и вижу на их лицах одинаковое выражение отвращения. Только Уильям смотрит на эту тыкву большими глазами и с широкой оскаленной улыбкой, как будто это – воплощение его идеи о зубной пасте со вкусом сыра, о которой он твердит уже много лет.
– Уилл… – Патриция из кондитерского магазинчика прочищает горло. – Господи, Уилл, что это вообще такое?
Уильям переводит взгляд с нее на мясистое чудовище и обратно:
– Это тыква, Пат.
– Это я вижу. Но что ты собираешься с ней делать?
Видимо, она сказала что-то не то, потому что Уильям кладет руки на бедра, надувает грудь и выпячивает подбородок:
– Я выращивал эту тыкву до самого конца посевного сезона, чтобы она достигла такого размера! Я лелеял ее несколько месяцев ради этого момента. Мне повезло, что она так хорошо сохранилась для Хэллоуина.
Тишина. Кто-то кашляет. Где-то начинает плакать ребенок.
А затем…
– И вот это нечто станет изюминкой нашего центра? Ты с ума сошел, Уилл?
Я уже не слышу ответа, потому что в ушах раздается сдавленный звон, а вслед за ним учащается сердцебиение, и выступает пот.
Это был голос Уайетта. Уайетт заговорил. Я же не дура, понимала, что он здесь, где-то совсем рядом. Но сейчас его голос вырывает почву у меня из-под ног, обрушивает меня в бездну, которой нет конца.
Может, встать? Встать и убежать? Получится ли? Голова немножко кружится, но я должна попробовать. По одной ноге за раз. Не так уж и сложно, правда?
– Ариа.
Нежные прохладные пальцы сжимают мое запястье.
Я чувствую кольцо. У Харпер есть кольцо. Ее бабушки. Я не совсем осознаю, но понимаю, что меня удерживает лучшая подруга.
– Что ты задумала?
– Сбежать, – бормочу я.
– Просто сиди спокойно, Ариа. Серьезно. Он обратит на тебя гораздо больше внимания, если ты… перестань, прекрати меня бить, черт, я серьезно… ДА ПОЧЕМУ ТЫ ВСЕГДА ТАК ДЕЛАЕШЬ?
Я укусила Харпер за руку, она заревела на весь амбар, и теперь я убегаю, потому что должна, потому что Я ЕЕ УКУСИЛА, А УАЙЕТТ ЗАГОВОРИЛ.
Меня не волнует первое. Я просто использую это как предлог, чтобы убедить себя, что я не убегаю от бывшего парня. Глупо, потому что я все равно это знаю, но такова уж особенность чувств. Они закрадываются в душу и притворяются