Идеалы и действительность в русской литературе: В чем не прав Пушкин, кто такие «лучшие люди», что и как читать строителям лучшего мира. Пётр Кропоткин
бегут, – вспоминал он в своем «Житии», – человек с пятьдесят: взяли мой дощаник и помчали к нему – версты три от него стоял. Я казакам каши наварил, да кормлю их: и они, бедные, и едят, и дрожат, а иные плачут, глядя на меня, жалеют по мне. Привели денщика; взяли меня палачи, привели пред него: он со шпагою стоит и дрожит. Начал мне говорить: поп ли ты или распоп? А аз отвечал: аз есм Аввакум протопоп; говори, что тебе дело до меня? Он же рыкнул, яко дикий зверь, и ударил меня по щеке, тоже по другой, и паки в голову, и сбил меня с ног, и, чекан ухватя, лежачего по спине ударил трижды и, разболокши, по той же спине семьдесят два удара кнутом. А я говорю: Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помогай мне! Да то же, да то же беспрестанно говорю. Так горько ему, что не говорю: пощади! Ко всякому удару молитву говорил. Да посреди побои вскричал я к нему: полно бить-то! Так он велел перестать. И я промолвил ему: за что ты меня бьешь, ведаешь ли? И он велел паки бить по бокам, и отпустили. Я задрожал, да и упал. И он велел меня в казенный дощаник оттащить: сковали руки и ноги и на беть (поперечную скрепу в барке) кинули. Осень была: дождь на меня шел, всю ночь под капелью лежал».
Позднее, когда Аввакума послали на Амур и когда ему с женой пришлось зимой идти вдоль по льду замерзшей реки, протопопица часто падала от изнеможения. «Я пришел, – пишет Аввакум, – на меня бедная пеняет, говоря: долго ли муки сея, протопоп, будет? И я говорю: “Марковна, до самыя смерти”. Она же, вздохня, отвечала: “Добро, Петрович, ино еще побредем”». Никакие страдания не могли победить этого крупного человека. С Амура его опять вызвали в Москву, и ему снова пришлось совершить все путешествие пешком. Из Москвы его сослали в Пустозерск, где он пробыл 14 лет, и наконец, за «дерзкое» письмо к царю, 14 апреля 1682 года он был сожжен на костре.
XVIII век
Бурные реформы Петра I, создавшие военное европейское государство из того полувизантийского и полутатарского царства[11], каким Россия была при его предшественниках, дали новый поворот литературе. Здесь было бы неуместно оценивать историческое значение реформ Петра I, но следует упомянуть, что в русской литературе имеется, по крайней мере, два его предшественника в смысле оценки тогдашней русской жизни и необходимости реформ.
Одним из них был Котошихин (1630–1667). Он убежал из Москвы в Швецию и написал там, за 50 лет до воцарения Петра, очерк тогдашнего русского быта, в котором он очень критически отнесся к господствующему в Москве невежеству. Его рукопись оставалась неизвестной в России вплоть до XIX столетия, когда она была открыта в Упсале. Другим писателем, ратовавшим за необходимость реформ, был хорват Крижанич, вызванный в Москву в 1651 году с целью исправления священных книг; ему принадлежит замечательный труд, в котором он настаивал на необходимости широких реформ. Спустя два года он был сослан в Сибирь, где и умер.
Петр I, который вполне понимал значение литературы и усиленно стремился привить европейскую образованность своим подданным, осознавал,
Взгляд на историю России у автора настолько примитивно-одиозен (либо он специально примитивизирует его, подчиняя пропагандируемой идее), что если всерьез это комментировать, надо писать отдельную книгу. При дальнейшем чтении следует учесть, что мы здесь имеем дело не с анализом ученого-историка, а с мнением политика и революционера, чьими оценками управляет фанатичная преданность идее