Благодать.
жестянкам на свете, если б захотел какой священник их благословить.
Слишком уж тихи эти дороги. Возможно, из-за дождя, бо оно обычно не так. Даже дети и нищие сидят по домам под худыми крышами. Жилая округа мутнеет от хижин, заполненных торфяным дымом так, что жжет следящие глаза, что смотрят, как идут они мимо, а по временам проступает и чье-нибудь любопытное лицо. У бедняков в этот Саунь не видать ни единой репы на палке. У моста в Кокхилле с ними заговаривает женщина, стоит под дождем обтерханная и, судя по виду, пьяная. Бормочет им какое-то проклятье, а может, это она просит монетку, но Грейс берет запястье Колли и тянет прочь в тот самый миг, когда он принимается с нею болтать.
Говорит, не выкладывай ты людям все наши дела.
Он ей, я ж просто потехи ради. Она воняла, как собака.
Она ему, буйных по глазам видно. Кто они, и что им надо, и до чего они полоумные.
Когда добираются до Бункраны, они уже все темные от сырости. Колли прижимает «люциферки» к груди чашечкой ладони, бо в кармане у него они вымокли насквозь. Она их у него забирает и кладет себе в суму. Кому вообще охота быть мужчиной? говорит она. Портки липнут к ногам, и от этого мерзнешь, хуже, чем в юбке. А с кепки в глаза капает, да и только. Уж куда как лучше с шалью на голове-то. Мужская одежда ох какая бестолковая.
Колли качает ей головой. В юбке не побегаешь.
Небо сланец и висит над рыночным городком так низко, что наводит мысль о крышке гроба; Грейс пытается эту мысль раздумать. Под тучами все пропитано водой насквозь. Лошадиная колода переливается через край и брызжет во все стороны. На желтеющей стене извещение о каком-то общественном собрании складывается пополам. На пороге дома видит она человека, глаза долу, весь почесывается, есть и другие, кто смотрится так, будто выбрались из собственных тел и сделались своими же тенями, неотлучными от растворов дверей или стены. Городок, кажется, словно бы в некоем столбняке. И какая ж тишь. Она слышит, как вроде б возносится чей-то сердитый голос, перекрикивая дождь, но нет, дождь заглушает его. Такой тишины она и не упомнит. Ожидаешь видеть больше всякого деловитости, движенья скотины, ведомой по улицам после того, как согнали ее с холмов к Сауню. Людей, предающихся питию. Но главная улица хранит воскресное безмолвие. Грейс пытается уловить, что же таится за дождем, но тот укрывает собою все. Внутри этого звука любая и каждая вещь, но лишь дождю решать, что есть, а чего нет.
Тщедуша-ослик, привязанный к столбу, с любопытством повертывает голову. Колли подается к нему, когда они проходят мимо, оголяет зубы. Ии-а! говорит. Грейс показывает на какой-то уличный козырек и тянет Колли за локоть, пока они не оказываются в его укрытии. Колли снимает кепку и выбивает ее о ладонь. Грейс толкает его. Хватит мокрядь свою на меня стряхивать.
Мокрее тебе некуда.
Церковь звонит в четверть часа, далее – дважды в половину. На улицу выступает темная псина, понурившись, словно задали ей трепку. Только тут замечает она кость, привязанную псу к хвосту. Щиплет Колли за локоть. Говорит, думаешь, это какое-то знамение? А может, просто шалость.
Рядом