Дни, месяцы, годы. Янь Лянькэ
три дня, и как ни берег старик кукурузное толокно, его стало наполовину меньше. Куда же ушли все крысы, гадал Сянь-е. И чем они питаются?
На четвертую ночь он подозвал Слепыша к кукурузному стеблю и сказал: карауль кукурузу, если что услышишь, вставай мордой к северу и начинай лаять. Сказав так, Сянь-е закинул на плечо мотыгу, забрался на гребень горы и двинулся на север. Пришел на самое дальнее от деревни поле, уселся на рукоять мотыги и сидел так, пока небо на востоке не посветлело, но за все это время не услышал ни писка, ни шороха. Днем старик вернулся туда вместе со Слепышом, они отыскали на поле семь крысиных нор, но все норы были пустые: ни крыс, ни кукурузы. Только рисовые зернышки помета да обжигающая руки каменная земля. По следам от мотыги, оставшимся на поле еще с осеннего сева, Сянь-е раскопал несколько десятков лунок, но кукурузы нигде не нашел.
Стало ясно: на всем хребте нет больше ни одного зернышка.
Ну что, Слепыш, спросил Сянь-е, придется нам от голода помирать?
Вместо ответа слепой пес уставил в небо пустые колодцы своих глазниц.
Значит, и кукуруза наша не вырастет, говорил Сянь-е, не даст початка.
Вечером пятого дня закатное зарево догорело, и горы с треском накрыла глухая темнота. Над хребтом повис черный полог, не было видно ни звезд, ни луны. Избавившись от беспощадных лучей и едва заслышав слабое дуновение сырости, опаленные солнцем деревья торопливо вздохнули вздохом тонким и непрочным, словно черная шерстяная нить. Старик сидел возле кукурузы, подставив ноздри щекочущим листьям, и жадно глотал зеленый стебельный запах. Кукурузное дыхание с грохотом катилось по его кишкам, словно телега по улице, и когда оно докатывалось почти до самого конца, старик резко втягивал живот и запирал кишки, чтобы отрезать запаху дорогу наружу. Так он сидел и глотал напоенный кукурузой воздух, а услышав, как на землю ложится тусклый свет луны, сказал: Слепыш, иди сюда, сделай глоточек, будет не так голодно. Позвал раз, другой, но пес не тронулся с места, тогда старик обернулся и увидел, что Слепыш лужей растекся по циновке, не в силах пошевелиться. Сянь-е хотел подтащить его к себе, дотронулся до Слепыша и невольно отдернул руку. Желудок пса так сильно выпирал из-под шкуры, что его край врезался старику в ладонь, словно лезвие ножа. Сянь-е стал ощупывать собственный живот, но вместо кожи нащупал засохшие струпья грязи, содрал их и бросил на землю. Наконец добрался до дряблой, водянистой кожи, а сразу за ней нащупал хребет.
Слепыш, сказал Сянь-е, гляди, луна взошла. Давай спать. Пока спишь, и есть не хочется, а если приснится сон, можно съесть его вместо кукурузы.
Пес поднялся на ноги и, спотыкаясь, поплелся к навесу.
Не лезь на лежанку, сказал ему Сянь-е, ложись на земле, побереги силы.
Пес вернулся и лег на прежнее место.
Тонкий, едва народившийся месяц неторопливо вышел из-за облаков, и гребень хребта заблестел, будто его облили водой. В голове у старика мутилось, он открыл глаза, вгляделся в синюю ночную даль и взмолился: Небо, неужели я умираю?