Дни, месяцы, годы. Янь Лянькэ
ни зернышка. Из седьмого по счету дома старик вынес фуражные весы и кнут (в том доме жил деревенский возница, и Сянь-е случалось подменять его на облучке), растерянно встал посреди деревенской улицы и бросил кнут с весами на землю: на кой черт мне весы? Кабы нашлось зерно, я б его взвесил, чтобы на будущий год вернуть сколько взял, но где оно, это зерно? Говорит: и на кой мне кнут? Кнут защищает не хуже ружья (как-то раз Сянь-е с одного удара пришиб кнутом волка), но на всем хребте не осталось ни одного зверя, даже зайцы убежали. На кой мне кнут? Ворота по всей деревне рассохлись от жары, между досками появились широкие щели. Сянь-е прищурившись глянул на небо – солнце стояло над самой макушкой, снова пришла пора обедать, но зерном в деревне даже не пахло, и сердце старика затапливало беспросветной тревогой. Сянь-е оставил пса на улице: ты сиди здесь, все равно ничего не видишь, откуда тебе знать, где спрятано зерно. А сам свернул в следующий переулок. Теперь он не ломал все замки подряд, а выбирал только богатые дома, но вот уже третий дом остался позади, а мешок в его руках был по-прежнему пуст. Когда Сянь-е вышел из переулка, его лицо в солнечных лучах отливало мертвенной белизной, старческие пятна сияли ярким пурпуром, а по изрезавшим лицо морщинам растекалась густая и горячая безысходность. Из последнего дома старик вынес горшок с полпригоршней соли. Взял из горшка одну крупинку, рассосал ее во рту, подошел к слепому псу и положил вторую крупинку ему на язык.
Слепыш уставил на старика пустые глазницы: неужели даже горсточки зерна не нашлось?
Ничего не ответив, Сянь-е вдруг схватил кнут, вышел на середину улицы и принялся со свистом хлестать повисшее в небе солнце. Тонкая тугая плеть из воловьей кожи змеей извивалась в воздухе, с ее хвоста срывались бледные раскаты грома, и посеченные кнутом солнечные лучи облетали, словно грушевый цвет, и вся земля была усыпана осколками, а по деревенским улицам гуляло эхо, как от новогодних хлопушек. Наконец Сянь-е взмок от натуги, капли пота со звоном полетели на землю, и он опустил кнут.
Пес растерянно стоял перед хозяином, его пустые глазницы блестели от слез.
Не дрейфь, Слепыш, сказал ему Сянь-е, из моей чашки с похлебкой половина всегда будет твоей, я лучше сам помру от голода, чем тебя помирать брошу.
Из глазниц Слепыша выкатились слезы. И на том месте, куда они упали, в земле остались две круглые ямки, каждая размером с горошину.
Пошли, сказал Сянь-е, подхватив горшок с солью, кнут и весы. Вернемся на склон, накопаем еще кукурузы.
Но старик и трех шагов не успел сделать, как его ноги пристыли к земле. Он увидел у края деревни стаю крыс, гладких и откормленных, словно в урожайный год. Черная глянцевая стая собралась в тени на краю деревни и беспокойно глядела на дорогу, глядела на старика и слепого пса. В голове у Сянь-е с лязгом распахнулась дверь – он все понял.
Сянь-е рассмеялся.
Сянь-е смеялся впервые с тех пор, как люди ушли из деревни, его старый смех сипел и крошился, как поджаренные на слабом огне бобы. Говорит: умори