Аморит, любовь моя. Возможное будущее России. Иван Державин
приснился мне. Будто с двумя хорошо знакомыми финнами был я в гостях у давно умершего деда в деревне. Дед суетился, называл меня чадунюшкой и начал варить самогон. Финны ему помогали и облизывались от предвкушения напиться, как мы делали не раз. Говорят, русские много пьют. Но финны, я скажу, пью до усёру.
Когда в трубке появились первые капли, и по хате распространился пьянящий запах, дед попросил меня проверить крепость самогона. Я поднес зажигалку к трубке, нажал на рычажок, – и раздался взрыв. Мы взлетели в воздух. У деда были порваны штаны и рубаха, он плавно размахивал белыми восковыми руками, словно плыл брассом. Костюм Кетола не пострадал, он был в бабочке и кувыркался, как в невесомости. Похьявирта, напротив, был совершенно голый, лишь голова в скафандре, и гонялся за Кетолой. У меня была оторвана нога, она зудела, и я с трудом поспевал за всей компанией. Мы приземлились в шведском поезде секса. На сцене совокуплялась пара. Дед отворачивался, хлопал себя по голым коленкам и говорил: «Срам какой. До чего докатились. А девка-то, девка-то. Вроде наша, а с кем совокупляется на людях. С негром, нехристем, прости господи». Негр скалил по – лошадиному зубы и работал, как плунжерный насос, сзади стоявшей на коленях девушки. Она извивалась всем телом, налезая на его блестящий антрацитовый член. Когда она откинула рукой спадавшие на лицо волосы, я с ужасом узнал в ней Нину.
– Не-ет! – заорал я страшным голосом и проснулся.
Сон оказал на меня отрезвляющее воздействие. Такая Нина недостойна моих переживаний, сказал я себе твердо. Я выброшу ее из своей головы, чего бы мне это ни стоило.
Это мне удалось. На работе некогда было думать о Нине, а вечером я поехал к тете в дом отдыха по путевке собеса. Вернувшись домой, я обнаружил в двери записку: «Глеб, милый, спаси меня! Я люблю тебя».
Я гнал, как сумасшедший, и молил бога, чтобы не встретились гаишники. Для меня почему-то было очень важным поспеть к Нине до полуночи. Я влетел в подъезд без двадцати двенадцать. Нина ждала меня у двери. Через плечо у нее висела женская сумка, а у ног стоял маленький чемодан.
Она прильнула ко мне и заплакала. Я обнял ее за плечи и повел вниз. Мы сели в машину, и я рванул с места. Ночь была темная, без единой звездочки. В голове была одна мысль: добраться до окружной дороги, не свалившись в кювет. Я напрягал глаза, вглядываясь в извилистую, в рытвинах и ухабах, дорогу, петлявшую между деревьев.
Мотор заглох, и фары потухли разом метрах в семидесяти от окружной дороги.
– Бежим! – крикнул я Нине.
Она держалась за голову.
– Опять..начинается..как знала, – заговорила она. – Свяжи меня покрепче и уноси отсюда. Не обращай внимания, если я буду вырываться.
Я выскочил из машины, достал из багажника веревку и метнулся к Нине. Она шла мне навстречу, протягивая руки. Едва я их связал, как она спокойно сказала:
– Не надо, я передумала. Развяжи меня.
Я на секунду замешкался, а затем другим концом обмотал ей ноги у туфлей. Не обращая внимания на ее протесты и сопротивление,