По тонкому льду. Венера Петрова
воспитании. Как женский главный орган называется в просторечии, узнала из надписи на стене в девичьей раздевалке физзала школы. Там говорилось явно не о голове жены очередного физрука, а о том, что ниже.
Это сейчас знакомые незнакомцы или просто случайные френды отправляют в личку фото своего члена, не очень-то и впечатляющего. Мне не 16 лет, уже можно. Это не порнография, просто фотография. Зачем мне чужие члены, будто «своего» нет?
Мужчины – странные существа. Они за базар отвечают, «слово пацана», затем и «за пацанов», а член свой налево-направо рассылают. Он бы пригодился в пору Микеланджело из учебника истории для 7 класса. Для кругозора, а не для чего-то другого. Честное пионерское, мы были невинны до невозможности. Но слово пионера – это не слово пацана, могут быть вариации.
Словоблудие
Только одно стихотворение написала напарница за всё время пребывания в Переделкино, и оно было посвящено Сергею Есенину. Мы были на открытии очередного памятника поэту на Тверском. Есенин – её любимый поэт. В цветаевский дом на Поварской она со мной за компанию сходила.
«Нужно ради будущего, завязывать с прошлым», – говорят, это есенинская фраза. Зачем завязывать, оно всегда с тобой. Чтобы уколы совести не мучали? Я вот не боюсь уколов. Судя по всему, совесть становится не популярной категорией. И почему совесть должна меня терзать? За какие грехи? Мне чужого не надо. Всё своё со мной, в том числе совесть, с собой я сумею договориться.
В себе самой не всё, так мрачно. Я не Есенин, поэма «Чёрный человек» не мой проект: «Друг мой, друг мой, я очень и очень болен, сам не знаю, откуда взялась эта боль, то ли ветер свистит над пустым и безлюдным полем, то ль, как рощу в сентябрь, осыпает мозги алкоголь…». 25 декабря 1925 года Сергей Есенин попросил поэта Эрлиха остаться у него переночевать. Последнее стихотворение Сергея Есенина написано утром 27 декабря 1925 года в гостинице Англетер и называется очень символично «До свиданья, друг мой, до свиданья». 28 декабря нашли его повесившимся в номере того же отеля. Ему было 30 лет. Для настоящего поэта – это потолок, дальше писать, заставляя ускользающую музу оставаться дольше, бессмысленно. Ну, может, для кого 40-45 – потолок. Дальше уже словоблудие. Впрочем, это моё сугубо личное мнение.
В детстве мы стихов не читали. В детских книжках с хорошей иллюстрацией стишки Маршака, Чуковского, Михалкова приходилось. «А у нас на кухне газ. А у вас? А у нас водопровод. А из нашего окна Площадь Красная видна. А у вас? А из нашего окошка Только улица немножко». А у нас? Мы не знали, что такое газ, и водопровода тоже не было. Красная площадь видна была только на обложке «Огонька». А что изменилось? Михалков до сих пор в тренде. Он хоть бесов не гонял. Пиши себе стишки на самую нейтральную тему, для детей, слава не заставит долго ждать. Она будет преследовать и после смерти.
Может, это Михалков написал ту книжку, которую я любила за картинки? Названия не помню, автора, тем более, там текста было только пару строк. «Дядю Стёпу» помню. О том, что автором был Михалков,