Зулумбийское величество. Инга Киркиж
хлопот не доставлял: в коллектив вжился быстро, утром никогда не ревел и не цеплялся за подол маминого пальто, самостоятельно и с аппетитом ел, спал в тихий час и не приставал к воспитателям с дурацкими вопросами. Но зато, стоило его о чем-то спросить, сам всё охотно рассказывал: что за тётенька приходила за ним вчера, почему он укусил за щёку Вику, сколько его маме лет и что это у него на голове за странные наросты.
Впрочем, на последний вопрос он всегда выдавал замысловатые, как арабские сказки, разные ответы: то «это у нас наследственное, у мамы такие тоже есть, просто под причёской не видно»; то «когда совсем маленький был, застрял между прутьями кроватки, и пришлось делать операцию»; то «это не наросты, это две яблони пробиваются, бабушка ещё весной посадила»…
Но сколько опытные воспитательницы ни бились, они так и не смогли выудить его имени. Ребёнок только удивлённо на них смотрел.
– У всех есть имена. Вот меня, например, зовут Раиса Семёновна. А вот его зовут Петя… Петя, иди сюда. Петя, как тебя зовут?
– Петя, – заторможенно отвечал испуганный мальчик с деревянным кубиком в руках.
– Вот видишь! Иди, Петя, поиграй. А вон ту девочку зовут Людочка… Людочка, отойди от аквариума, сколько можно повторять! А как зовут тебя?
– Не знаю. Может, тоже Петя?
– Нет, это навряд ли, – не теряла профессионального терпения воспитательница. – Тебя наверняка зовут по-другому.
– А как? – удивлялся Степанов-Ленин.
– А вот этого я не знаю.
– А как зовут вон того мальчика?
– Это Валера Попов… Валерочка, уступи девочке! Возьми лучше самосвал.
– А его?
– А его зовут Саша Синицын.
– А вы знаете, как всех детей зовут?
– Конечно. Это моя работа.
– А почему вы тогда не знаете, как зовут меня?
– Потому что мне никто этого не сказал.
Раиса Семёновна понимала, что разговор вернулся в начальную точку, вздыхала и трепала золотистые кудряшки.
– Ну, ладно. Иди, поиграй. И всё же, откуда у тебя эти шишечки? Нет-нет, не отвечай. Это я просто так спросила. Кстати, а как тебя мама называет?
– Сын.
– Ну, хорошо. А бабушка?
– Внук.
– Тоже верно. А папу твоего как звали?
– У него много имён, но настоящего никто не знает, – начал отвечать Степанов-Ленин, но воспитательница только устало отмахнулась.
– Все-все, Степанов, иди, играй, иди… «Бедный ребёнок. И папа у него, скорее всего, уголовник»…
Имя нашлось примерно через четыре месяца. Само собой, словно потерянная связка ключей, вместе с серым свитером домашней вязки.
– Дети, это чей свитер? – окликнула группу Раиса Семёновна, поднимая брошенную вещь с пола раздевалки.
– Его! – дети дружно показывали на молчаливого Степанова-Ленина.
– Твой? – Раиса Семёновна отогнула ворот свитера и прочла бирку. – Боря М. А ты разве Боря М.?
– Свитер мой, значит, и имя моё, – Степанов-Ленин был как всегда не по