Зулумбийское величество. Инга Киркиж
тарелку. Через край выплеснулось немного супа, и я впервые услышал ЭТО.
Услышал – неверное слово. Это не слышно ушами, это бьёт прямо в мозг. Вопли тысяч голосов. Крики умирающих и стоны покалеченных. И ужас, смертельный ужас – он прошиб меня так, словно меня самого топят в кипятке. Меня прибивает ко дну варёным луком. Мой рот обволакивает расплавленный жир. Я задыхаюсь, тону, бьюсь в агонии, ломаю хребет о лавровый лист, а горошина чёрного перца раскатывает мой город в пласт из камней и костей и бухается в море, подняв цунами. В тот момент, когда на мир пролилась капля супа, я умер сто тысяч раз…
Подоконник, три слона, перевёрнутая черепаха. Мир вернулся на своё место. Я вытер пот со лба и потянулся за успокоительным, когда почувствовал чей-то призыв задержаться. Взял лупу, всмотрелся. На вершине крохотной горы – человек-пылинка: голова-атом и запятая – ссутуленная спина. Это ещё кто? Альпинист?
– Я – один из недостойных рабов твоих. Пришёл спросить, за что ты обрушил на нас гнев свой?
Что тут скажешь, кроме правды, какой бы идиотской она ни была?
– Прости, парень – случайно вышло. Суп пролился.
– Может, мы плохо молились тебе? Ты только скажи, и мы воздвигнем в твою честь храмы и пирамиды! Принесём человеческие жертвы. Пойдём в крестовый поход, восхваляя…
– Не надо, парень! Ничего этого не нужно. Иди домой. Я позабочусь о вас, обещаю.
– Ты очень милостив, мы все будем молиться тебе! Можно последний вопрос?
– Хоть десять!
– На чём стоит наш мир?
Ну, что тут скажешь, кроме правды – какой бы тупой она ни была?
– На черепахе стоит. А черепаха – на трёх слонах от Сваровски.
Всё-таки мой Жорик двинутый нахрен. Аж не по себе. Прихожу домой в духах вся и помаде, а он с диском своим разговаривает. На меня – ноль реакции. Подхожу сзади, бедром прижимаюсь и глаза ему ладошками: угадай, кто здесь? А он как подскочит! И в крик. Не смей, дура, мой диск трогать! А я ему: транквилизатора глотни, милый! И на кухню ушла – жрать ему, козлу, готовить.
Рублю лук, слезами обливаюсь. Он подходит. Извиняется. Прости, Зина, вспылил. Но знаешь ли ты, Зина, что это за диск? А то я дура? Для подогрева!.. А он: ты дура, Зина! Ты не понимаешь! Это – мир! Живой. С человечками. А я для него – бог!
Тут у меня настоящие слёзы поплыли. Всё, думаю, трындец Жорику. Конкретный трындец! Рехнулся. Не дождусь я свадьбы, придётся сегодня-завтра сдавать в психушку. И тю-тю новые колготки от Микоянца! От отчаянья я его обняла – сама от себя не ожидала. Прижала голову к груди, поцеловала в макушку и по волосам погладила. Бедный ты, бедный! Эк тебя жизнь покалечила… Он притих, и, чувствую, по заднице меня гладит. Ну, думаю, слава Богу, очухивается. И в сторону спальни его отвальсировала. Секс – лучшее лекарство для чокнутого мужика. Я ему такой минет сделала – он своё имя забыл, не то что мировое господство! Сама из сил выбилась, но оно того стоило. Я ещё повоюю за тебя, Жорик! Постараюсь для дела – никуда