Мелодии порванных струн. Эллисон Майклс

      Она не ответила. Лишь улыбнулась с фотографии на камне, как улыбалась всегда при встрече. Матери не умеют ненавидеть. Даже если ты бросаешь их на смертном одре, даже если сбегаешь за тысячи миль, даже если не приезжаешь проводить в последний путь. Надеюсь, что матери умеют прощать.

      В сердце закололо остриём, и эта боль перебила даже боль в колене. Я опустился перед матерью, словно кланяясь святыне. Коснулся букв её имени и положил ирисы рядом со свежей охапкой каких-то красных цветов. Наверняка, от отца или от Бенни. От тех, кто справлялся со своей ролью лучше меня.

      – Прости меня. – На глаза набежали слёзы. Солёные и кислые, как осадок во рту после вчерашней пьянки. – Прости, что сбежал. Что не был с тобой до конца.

      Но мама продолжала улыбаться так, словно не слышала или слышала и прощала.

      – Всё оказалось бесполезным. Мой переезд в Канаду, контракт, побег, всё. – Продолжал я вести беседы сам с собой, по глупости надеясь, что ветер донесёт их до рая. – Я мог бы провести это время с тобой, но поставил свою карьеру выше твоей любви, семьи, всех нас. Я трус и ублюдок, мам. Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить.

      Нашёптывая свои собственные молитвы, я смачивал уже несвежую, заросшую травинками, землю над маминой головой. Ветер копошился вокруг, гоняя кругами сорванные листья с чужих букетов, песчинки с чужих бугров. И донёс до меня запах. Знакомый, удушающий, родной. Запах маминых духов. «Блэк Опиум», других она не признавала. Получала по флакону от отца на каждый День Святого Валентина и радовалась, как девчонка, постоянству мужа, не обращая внимания на его банальность.

      Едва аромат ванили и миндаля коснулся моих ноздрей, я вздёрнул голову, словно надеялся увидеть маму рядом. Но, конечно, за спиной стояла не мама, а могильная тишина. Лишь сгорбленная женская фигура в капюшоне склонилась над другой могилой под голым клёном. Так же как я поглаживала холодный серый гранит, но вместо связки ирисов принесла своему покойнику гелиевый шарик. Каждый живёт в своём безумии. Поставив маленький кекс на памятник, женщина сложила ладошку домиком, чтобы ветер не ворвался внутрь и не затушил огонёк зажигалки, которым она пыталась поджечь свечку в кексе. Могла бы не стараться. Вряд ли тот, к кому она пришла, загадает желание. И уж тем более вряд ли оно сбудется. Не все живые получают то, что хотят, не говоря уже о мёртвых.

      Понаблюдав за этой нелепой сценой на кладбище, я всё же отвёл глаза, чтобы меня не уличили в подглядывании. Запах маминых духов витал в окрестностях, сводил с ума своей реальностью, хотя я понимал, что он – всего лишь иллюзия. Плод моего воображения. Попытка получить ответ от матери, которая уже ничего не могла мне сказать.

      Оставалось лишь уповать на то, что этот аромат – символ маминого прощения. Я в последний раз согрелся холодной маминой улыбкой, поднялся с коленей и взглянул на костерок свечи на кексе, который перестал трепыхать и погас. Словно свечку задул не ветер. Словно желание унеслось в космос и когда-нибудь исполнится.

      Тесса

      – Это