Нечисть. Илья Харитонов
хах, – Кузьмич зло ухмыльнулся и снова разлил самогон по рюмкам. – Оставь ты эту поповскую софистику, Сергеич. Нет там ничего. И в душе у меня теперь ничего, дыра. Только про лучший мир мне не заливай.
Молча выпили по второй.
– Эк ты раскис, Кузьмич.
– А что ж я, не человек, что ли? Не было у меня ближе никого, да и не будет больше, наверное.
– Интересно. А так и не скажешь, ты ж вечно такой суровый, уверенный.
Хлопнули ещё по одной, развезло хорошенько, хороший самогон всё-таки Петровна гонит.
– Да все из себя уверенные. А внутри каждого червь сомнений точит. Анатолий, блядь.
– Кто? – не понял я.
– Червь. Анатолий.
– Почему Анатолий?
– А так нашего препода по философии в аграрном звали. Въедливый дед был, как вцепится, так всю душу вынет. Гегелем мучал, пацаны даже отпиздить его после пар хотели. Но потом Кант пошёл, и они категорически императивно передумали.
– А на черта вам в аграрном философия? – удивился я.
– Так мы тоже не понимали, даже письмо коллективное в деканат писали, но нам сказали, что надо было академические часы забить, а других преподавателей не нашлось.
Помолчали немного, на улице уже крепко темень загустела.
– Я чего еще зашёл-то. Я сегодня с отцом Георгием разговаривал, он навроде экстрасенса… тьфу ты… экзорциста, – самогон уже крепко дал по голове, язык заплетался.
– Ага, мужики рассказывали, приезжал он сегодня. И чего говорит? – Кузьмич разлил еще по одной, несмотря на то, что я отрицательно мотал головой. Голова от этих маневров закружилась ещё сильнее.
– Говорит, домовой у нас в цеху. Цеховой то есть.
– Ты бы, Сергеич, перестал с Надюхой «Битву экстрасенсов» по телику смотреть, а то у самого уже шарики за ролики.
– Ну а кто инструментами балует-то, по-твоему? Георгий говорит, домовой и балует, потому что ты пьяный на работу приходишь.
– Аа, – разочарованно протянул Кузьмич, – нотации читать пришёл. – И демонстративно налил новую рюмку уже только себе.
– Да не в том смысле. Слушай, Кузьмич. Я всё понимаю, такую потерю пережить не каждый сможет. И просвета кажется не видать, и жить зачем, непонятно. Но ты с другой стороны посмотри, ты ж мастер золотой. На тебе совхоз держится. Нужен ты нам, Кузьмич.
– Это что ж мне, пить бросить?
– Да твоё дело, хочешь пей, ну сколько ты ещё будешь горевать-то? Если совсем не можешь, то хотя бы в цех пьяным не приходи. Хочешь, отпуск тебе выпишу оплачиваемый, приди в себя, соберись да выходи на работу. Нельзя, чтобы такая голова светлая да руки погибали. А домовой-то не со зла куралесит, как может защищает, чтоб ты спьяну не учудил чего.
– Ты серьёзно, Сергеич? Тебе хватит, видимо.
– Ну мне Георгий так объяснил. Защищает, но и злится на тебя, потому и безобразничает. Ему, видишь, до тебя тоже дело есть.
Кузьмич подпёр голову руками и прикрыл глаза. Я терпеливо ждал.
– Добро,