Нечисть. Илья Харитонов
с тоской подумала она.
Внезапно Ефросинья остановилась перед массивной дубовой дверью. София, задумавшись, чуть не налетела на неё, но в последний момент келейница цепко схватила девочку за руку.
– Смотри мне тут! Веди себя смирно перед матушкой. Отвечай, когда спросят, и не дерзи. Не то живо вылетишь за ворота, – зашипела она, сверля Софию колючим взглядом. – Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас.
Ефросинья трижды быстро перекрестилась, откашлялась и решительно постучала. За дверью раздалось певучее «Аминь!», и келейница, бесцеремонно подтолкнув Софию вперед, вошла.
Кабинет настоятельницы встретил их полумраком и сладковатым запахом ладана. Лишь в дальнем углу теплилась лампада перед большой иконой, выхватывая из темноты суровый лик пока ещё неизвестного Софье святого.
– А, вот и наша новенькая, – негромко произнесла матушка Евникия, поднимаясь из-за стола. – Подойди-ка поближе, дитя. Как тебя звать?
– София… – ответила девочка, делая несколько робких шагов навстречу. – Здравствуйте, матушка.
Настоятельница окинула ее цепким, изучающим взглядом. На ее губах промелькнула и тут же исчезла неясная усмешка.
– София, значит. Мудрость Божия. Тяжелое бремя, носить имя одной из высших христианских добродетелей. Но, Бог даст, и оправдаешь его…
Она обошла стол и остановилась прямо перед девочкой. Та невольно подняла глаза и утонула в пронзительном, гипнотизирующем взгляде игуменьи. Морщины на лице матушки разгладились, черты смягчились, и на миг она показалась Соне доброй и участливой, почти как бабушка.
– Сколько тебе лет, дитя? – ласково поинтересовалась настоятельница, легонько касаясь подбородка Софии сухими холодными пальцами.
– Одиннадцать… то есть двенадцать исполнилось, – торопливо поправилась девочка. За тяжким горем она даже забыл о своём дне рождения. – Бабушка умерла на днях, некуда мне больше идти…
– Скорбно это, – вздохнула игуменья, качая головой. – Но ничего, на все воля Божья. Видно, привел он тебя сюда. Приютим, обогреем, душу твою заблудшую к свету направим.
Она на миг прикрыла глаза, словно мысленно молясь, а потом вдруг резко обняла Софию, прижав к себе.
– Отныне я буду тебе матерью, строгой, но любящей. Отныне дом твой святая обитель. Сестры во Христе твоя новая семья. Запомни это, дитя.
Голос матушки завибрировал, в нем появились незнакомые, тревожащие нотки. София застыла в ее неожиданных объятиях, чувствуя исходящий от настоятельницы горьковатый запах лекарственных трав и воска.
– А теперь ступай, обустраивайся. Мать Ефросинья тебе все покажет, расскажет, – так же внезапно оборвала игуменья, отстраняясь. Лицо ее снова стало непроницаемым, а взгляд – жестким.
Она отошла к окну и, не оглядываясь, махнула рукой. Келейница, стоявшая у двери с угодливой полуулыбкой, поспешно