Чумной день. Владислав Некрасов
устало соглашался Арсений, ожидая, когда их примут. В участке, то есть в переделанном под него строительном вагончике-бытовке, снаружи покрашенном в синий и белый, кроме них, расположившихся на стульях напротив одинокой камеры, сидел и вздыхал за своим столом худощавый дежурный. Его лысоватая макушка торчала над толстым компьютером, выпущенным, должно быть, ещё в прошлом веке.
– А может, они заблудились, – говорил Арсений, наблюдая за безучастным полицейским. Тот впустил их внутрь – спасибо и на этом, ночь после жаркого дня выдалась на удивление прохладной, – однако слушать не стал, сказал только дождаться его напарника и по совместительству начальника, что Арс и делал, ковыряясь в ухе.
– Мы же толком даже не знаем, где этот Очаг и есть ли он вообще, – добавил он, сложив на груди руки. Звон не прошёл, но Арсений вытащил уже столько серы, что попросту замаялся и хотел смены обстановки.
Ника поцокала языком.
– Конечно, есть. Ты что, Яне не веришь?
Он промолчал, и Ника вернулась к телефону. После ночи без сна Арсений клевал носом, а его сестре, приученной к недосыпу практикой в своём меде, – хоть бы что. Она терпеливо сидела на стуле и тыкалась в маленький экран. Ни разу не пожаловалась, хотя поводов для этого хоть отбавляй. Арс, прогоняя сон, застучал ногой.
– Не шумите, пожалуйста, – окликнул его полицейский, вырастая над пузатым монитором. – Дмитрий Ильич скоро будет, потерпите, – в десятый раз заявил он и скрылся за компом.
Арсений громко зевнул и откинулся на спинку, затылком приложившись к металлической стене. Звон усилился.
– Ай!
Он повернулся к резко вскрикнувшей Нике. Та внезапно схватилась за ухо, откинув за плечо длинную косу.
– Мошка залетела, – ответила она на его вопрошающий кивок. – Всё жужжала, жужжала и вот.
Она до красноты растёрла ухо, а нахмурившийся Арсений огляделся. За звоном он не слышал ни комаров, ни мух. Более того: он их и не видел. С утра внутри вагончика стояла та ещё духота, однако полицейский не удосужился открыть окно, ограничившись одним вентилятором, крутившимся между его столом и соседним и на камеру со стульями не дувшим.
– Главное, что не в рот, – скрипнул креслом полицейский, приподнимаясь и улыбаясь во все свои жёлтые зубы.
– Может, вы позвоните этому, начальнику вашему? – поймал его взгляд Арсений, и улыбка, похожая на фонарный свет, потухла.
– Дмитрий Ильич не «этот», – обиделся слуга закона и вновь скрипнул креслом, придвигаясь к монитору, скрывшему его блестевшую от пота макушку. – Дайте человеку отдохнуть, – забубнил он, щёлкая клавиатурой. – Он недавно руку сломал, а от больничного отказался, иначе бы меня совсем одного оставил. Вы что, столичные, думаете, у нас тут штат большой? Мы буквально сидим в тесной бытовке. У нас, как правило, ни задерживать некого, ни ловить некому. Так что не надо здесь суету наводить. Я и так вас весь день терплю, имейте совесть.
– Ночь, – Арсений