Вербы Вавилона. Мария Воробьи
в нем. Те же, кого растили в семье до начала первой крови, были дочерями богатых и знатных родов и получали домашнее обучение. Неграмотная жрица – большая редкость.
– Я только три года в храме, – сказала Айарту, – а до этого по хозяйству тетке помогала. Никогда не думала, что стану жрицей. Думала, выйду замуж за соседского парня. Он был такой красивый, высокий, и глаза у него были желтые, как песок. У него было красивое имя: Угбару…
– А сколько тебе лет? – спросила Шемхет, опасаясь снова утонуть в обстоятельствах жизни Айарту и проглядеть главное.
– Да двадцать исполнилось. Я никогда не думала, что буду жрицей. Я думала, что у меня к двадцати годам будет трое деток.
Айарту вдруг погрустнела и села на кровать. Шемхет, подумав, села рядом. Девушки молчали. Они оказались примерно одного возраста – Шемхет была на три года старше, – но при этом очень сильно отличались. Не чертами даже, а выражениями лиц.
– Просто у меня открылся дар, – внезапно выпалила Айарту. – Четыре года назад. Я стала видеть. Демонов. Болезни. Кто когда умрет. Все сначала думали, что мое лицо облепил демон, хотя я им говорила, что это не так. А там многих самих демоны схватили за руку. Они потом мне поверили. И отвели меня в храм. Куда еще было меня девать? Ашипту у нас в деревне не было, да и боюсь я в колдуны идти…
– А мертвецов обмывать и резать не боишься? – спросила Шемхет, все еще взвешивая ее слова: верить им или нет, и если верить, то насколько.
– Нет, – подумав, ответила Айарту, – они же ничего не делают плохого. И страдания их закончились.
– Ты говорила, что видишь демонов. А еще что ты видишь?
– Ну, могу что-то про людей увидеть. Если у кого-то что-то болит или если кто-то носит ребенка и не знает об этом. Или самый большой страх, – сказала она задумчиво. – но такое редко видно. Только если человек целыми днями думает о том, чего боится. Я видела однажды, как наша соседка, молодая мать, думала о том, что ее младенец умрет. И эта мысль ее не оставляла совсем, понимаешь? Она пекла хлеб, варила ячменную кашу, подавала на стол, кормила его, носила воду – и все боялась, что он умрет. И права была: он завтра должен был умереть. Так суждено ему было. Я уехала в тот день, и хорошо: не видела, как она по нему плачет.
– То есть ты видишь, когда кто умрет?
– Все задают этот вопрос. Но я такое очень редко вижу. Прямо совсем редко. Сегодня я ехала на телеге через весь город и только у одного нищего увидела, когда он умрет.
– И когда?
– Я не говорю, – ответила с сожалением Айарту. – Один раз сказала, и это так в итоге отозвалось, что я с тех пор не говорю. Я обычно и о даре не говорю, но нам с тобой жить много лет вместе. Разве не так?
– Так, – сказала Шемхет и встала.
Она пока ничего не решила. Она знала, что такое возможно, что такое бывает, но гадатели обычно были очень учеными людьми, а не неграмотными вчерашними крестьянками.
Она пошла к выходу, а Айарту вдруг сказала:
– Он ждет