Последний Туарег. Альберто Васкес-Фигероа
Аллаха».
Бесстыдная девушка не смогла сдержать веселый смех и воскликнула:
– Я не знала эту поговорку и подозреваю, что ты только что её придумал. Это мне нравится, потому что доказывает, что ты остроумный человек. Знаешь ли ты какое-нибудь стихотворение?
Её собеседник насторожился, предчувствуя опасность, которую таила в себе кажущаяся невинной просьба. Туареги любили поэзию, и умение декламировать, а тем более импровизировать стихи, выделяло человека в обществе, высоко ценившем остроумие и дар слова.
Как только загорался костер, хорошие поэты и рассказчики становились главными героями ночи, в то время как самые храбрые воины или искусные охотники отходили на второй план.
Он нахмурил брови, скосил взгляд на дерзкую девицу, которая пыталась поставить его в крайне затруднительное положение, грозящее обернуться насмешкой, и, немного подумав, ответил:
– Я заметил, что большинство ваших гостей – люди образованные, поэтому предполагаю, что они бы оскорбились, если бы грубый шофёр осмелился прервать их, чтобы декламировать стихотворение, которое, как бы оно ни было красиво, сразу утратило бы всю свою прелесть, прозвучав из моих уст. – Он хитро улыбнулся, заканчивая фразу: – Разве этого ты хочешь? Чтобы я обидел друзей тех, кто принял меня с таким радушием?
– Нет, конечно же, нет, – ответила она, явно разочарованная тем, что её жертве удалось избежать ловушки. – Ничего подобного я не имела в виду. Но предупреждаю, теперь я буду очень внимательна, ведь ты доказал, что ты чертовски хитрый и ускользающий тип.
– Это не слишком подобающий способ выражаться для хорошо воспитанной молодой девушки.
– Я вовсе не такая уж молодая и, к тому же, не хорошо воспитанная. У меня шесть братьев, и каждый из них грубее другого.
– А каковы твои сестры?
– Среди них всякие есть, так что тебе будет из кого выбрать.
– Я вовсе не намерен никого выбирать.
– Это мы ещё посмотрим, потому что, как говорит мой отец: «Мы должны наслаждаться своими радостями, пока можем, ведь никогда не знаем, когда придёт время наших бедствий».
– Странное поведение…
– Не такое уж странное, если учесть, что мой прадед родился в Париже и дослужился до звания полковника Иностранного легиона. И можешь себе представить, каким был Иностранный легион в те времена…
Два часа спустя Гасель никак не мог понять, как получилось, что он лежит на широкой кровати с мягким матрасом и нежными простынями, тогда как всего неделю назад он был съёжился между камнями, боясь, что шайка убийц вернётся, чтобы прикончить его, даже ценой того, чтобы перевернуть каждую камень в пустыне.
Тогда он ждал наступления полной темноты, прежде чем осмелиться высунуть голову. И хотя вокруг царили тишина и покой, он долго присматривался к окружению с помощью ночного прицела, вновь полагаясь на свою проверенную временем терпеливость охотника из степей.
Когда справа что-то зашевелилось, сердце у него заколотилось, но он успокоился, поняв,