Вернись ради меня. Коринн Майклс
Хэдли. Раз у тебя болит рука, мне помочь тебе спуститься?
Хэдли быстро кивает.
Я объясняю ей, как безопаснее всего до меня добраться, затем она крепко обнимает меня за шею здоровой рукой, и мы начинаем аккуратно спускаться.
Оказавшись на земле, я ставлю Хэдли на ноги и сажусь перед ней на корточки. Мы находимся лицом к лицу, и то, как она смотрит на меня – словно я ее ангел-хранитель, – болью отдается в сердце.
– Как твоя рука?
– Болит, – ее голос совсем слабый и немного дрожит от боли. Теперь она прижимает руку к груди.
– Можно посмотреть?
Хэдли совсем крошка. Впрочем, я же не знаю, сколько ей лет и нормальный ли это вообще рост для ребенка, а может, я просто идиот.
– Ладно, – говорит она.
На ее руке я замечаю синяк и припухлость, но никаких очевидных признаков перелома.
– Ну выглядит не так уж и страшно, но, думаю, нам все-таки нужно вернуть тебя домой, чтобы твои родители удостоверились, что ничего не сломано. Где ты живешь?
Хэдли указывает на ферму Уолкоттов, что находится по ту сторону ручья.
– Твоя фамилия Уолкотт?
– Угу.
Я улыбаюсь. Хорошо, что они не продали свою ферму. Уолкотты были замечательными людьми. Миссис Уолкотт была близкой подругой моей матери. Когда мамы не стало, она приносила нам еду и следила за тем, чтобы у нас по-прежнему время от времени был пирог на столе. Я обожал ее и очень горевал, когда она тоже ушла в мир иной. Ее муж Тим умер где-то месяц спустя, и отец говорил нам, что это из-за разбитого сердца.
Жаль, у него не получилось последовать за мамой.
Собственных детей у Уолкоттов не было, но, очевидно, ферма перешла по наследству кому-то из их родственников.
– Я провожу тебя домой и прослежу, чтобы ты не поранилась снова. Пойдем или мне лучше отвезти тебя?
Хэдли волнуется, но я ни за что не позволю ей уйти в одиночку, когда она травмирована.
– Мы можем пройтись, – соглашается она.
– Хорошо, – я встаю и протягиваю ей руку.
Когда она хватается за мою ладонь, я улыбаюсь, понимая, что заслужил капельку ее доверия.
Мы идем по большей части молча, но затем я чувствую, что Хэдли начинает дрожать.
Я слишком хорошо помню это нежелание возвращаться домой из-за того, что родители будут ругаться. Сам много раз получал деревянной ложкой, потому что не возвращался до темноты, как просила мама.
– Как давно ты здесь живешь? – спрашиваю я в надежде отвлечь ее от мыслей о грядущем наказании.
– С рождения.
– Ага, и сколько же тебе лет?
– Семь.
Должно быть, ее родители переехали сюда сразу после моего отъезда.
– Кто твои родители?
– Мой папа занимается фермой. И мама тоже, а еще она учительница.
– Судя по всему, они хорошие люди.
Хэдли отводит взгляд, и у меня снова возникает очень странное чувство. Я привык доверять инстинктам. В армии при определении угрозы мне приходилось полагаться лишь на себя. И сейчас мне кажется, что в поведении этой девочки явно есть что-то подозрительное.
– Скорее