Ни стыда, ни совести (сборник). Вячеслав Кашицын
Что с ним стало, кстати?
– С кем? – Адвокат поглядел на меня как-то странно.
– С нашим пассажиром.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. На лице у Грунина проступило выражение уныния и тоски.
– Игорь Рудольфович, мы, кажется, договорились друг другу доверять, – с оттенком обиды произнес он. – А вы…
– Что стало с нашим пассажиром? – Я буквально прокричал это ему в лицо.
Он выдержал мой взгляд. И тихо, почти по слогам, ответил:
– В машине не было никакого пассажира. Только вы и ваша жена. Больше никого.
– Понимаете, мы взяли его, потому что она… она так хотела. Я был против, но… не решился ей об этом сказать. Такой момент… венчание… понимаете? Он был какой-то странный. Молчал всю дорогу. И внушил мне такую неприязнь, что… Я его возненавидел. Я не знаю, почему это произошло. Он выглядел… Такой, знаете, азиат. То ли таджик, то ли… Гастарбайтер, одним словом. Лицо такое… смуглое. Одет был в брезентовые брюки, клетчатую рубашку. Сказал, что ему нужно до 110-го километра.
– Какого?
– Да, 110-го, в этом вся и штука. Я знаю вы сейчас скажете, что такого на МКАДе нет, но…
Чем больше я вдавался в подробности, объясняя адвокату суть дела, тем больше понимал, что он мне не верит.
– Послушайте, вы, наверное, думаете, что я свихнулся? Я клянусь вам, что…
– Игорь Рудольфович, успокойтесь…
Впрочем, какая разница, верил он мне или нет? То, что я от него услышал, позволило мне окончательно и бесповоротно понять, что это не простая авария. Если раньше я лишь смутно подозревал, что в этой катастрофе что-то не так, то теперь осознал, что все, что со мной произошло, имеет причину; и вопиюще странный характер этой аварии является не только моим оправданием, но и ключом к этой причине.
Адвокат удалился. А я остался наедине со своими мыслями. В эту ночь я не сомкнул глаз. Ходил из угла в угол, поворачивая ситуацию так и эдак, стараясь совместить все странности этой аварии, понять, что могло значить отсутствие Дервиша. Я не притронулся к пище, которую мне принесли. И когда за мной пришли, чтобы вести на свидание, я долго не мог понять, чего от меня хотят.
Теми же длинными коридорами, со звоном ключей и лязгом засовов, меня доставили в комнату свиданий. Она представляла собой помещение, разделенное надвое толстым, очевидно, пуленепробиваемым стеклом. С моей стороны, как и с внешней, было что-то вроде телефонных кабинок без дверей, в каждой из которых стоял стул и был телефон. Меня провели к крайней.
Она уже была там.
Сидела напротив, в каком-то метре от меня, отделенная прозрачной, но непреодолимой преградой. Смотрела на меня во все глаза.
– Здравствуй… Настя.
– Здравствуй, Игорь…
Я охватил ее взглядом: поношенная кофточка, «гусиные лапки» у глаз, седина в волосах… Как же она постарела!
– Зачем… ты пришла?
– Ты знаешь.
– Нет, я не знаю. Не верю, что моя судьба тебя волнует.
– Как… ты?
Она глядела на меня со скорбью.
– Я? Замечательно. Разве не видно?
– Игорь.
– А