Водовороты Судьбы. Ксения Казакова
то у меня не в порядке может быть? Опять что-то напутали…
– Следующий, ваша фамилия?
Наташа раздраженно открыла дверь кабинета рентгенолога.
– Можно, доктор? Моя фамилия Савельева. Меня из регистратуры направили к вам.
Возле окна на тумбочке стоял роскошный букет. В кабинете присутствовал запах какого-то торжества. Из под белого колпака женщины выглядывали локоны, жестко закрепленные лаком. Яркий макияж на фоне белого одеяния указывал на то, что именно она является виновником этого торжества.
– Присаживайтесь, Наталья Борисовна. Доктор смотрела то в карточку, то на Наташу. Словно сравнивала изображение на рентгеновско снимке с оригиналом. Наташе хотелось разрядить обстановку спросить – ну как, похоже? Но выражение лица доктора, как-то не располагало к шутке. Необъяснимая тревога повисла в воздухе.
– Как вы себя чувствуете?
– Нормально…
– У вас обнаружена опухоль в области перикарда. Не пугайтесь. Скорее доброкачественная. Необходимо понаблюдать за динамикой развития образования. Сейчас оно размером с куриное яйцо. Если остановится в таком состоянии и не будет вас беспокоить, то ничего страшного в этом нет. В моей практике был подобный случай.
Доктор, мельком взглянув на Наталью, еще раз оценивающе посмотрела на снимок и задумчиво продолжила:
– Женщина прожила еще семь лет, – она отложила снимок в сторону.
– Да что с вами? В самом деле?! На вас лица нет!
– Доктор, мне мало семь лет. У меня дочка во втором классе.
Наташа говорила как во сне. От неожиданности ей казалось, что она стоит в стороне и наблюдает за разговором врача и пациентки, что это не о ней идет речь.
Дорога домой в полном автобусе показалась бесконечной. Вернувшемуся со службы мужу так и сказала:
– Мне пообещали семь лет жизни. Представляешь, целых семь лет! Она считает, что это просто очень даже много.
Неестественный нервный смех смешивался со слезами. Она ходила по комнате, сжимала пальцы рук, как будто не знала, куда ей девать столько времени.
– Что ты слушаешь этих коновалов! Выбрось из головы. И нечего ходить туда облучаться без толку. Наблюдать они будут! Наблюдатели хреновы. В Семипалатинске облучились. Хватит! Оно тебя не трогает и ты им не давай себя трогать. Нужно жить и радоваться каждому дню, тогда любая болячка отстанет. Он крепко прижал жену к себе.
– Пошли ужинать!
Нарочито бодрый тон выдавал тревогу. И от этого ей стало еще тоскливее.
«Господи, ну почему? Зачем? Я не хочу! Пусть все останется как прежде», – мысленно просила Наташа.
Было ощущение, что она куда-то шла, шла и вдруг стена. Стоп! Дальше без тебя. Человеку свойственно жить, не задумываясь о том, сколько ему отведено. А тут – семь лет…
Как бы слыша ее мысли, Артем задумчиво произнес:
– Откуда мы знаем кому сколько? Вон идет здоровый человек по дороге, машиной шибануло – и все. А он планировал жить долго. Забудь, чушь все это. Не ходила бы на медкомиссию и знать не знала бы ни о какой опухоли. Что изменилось в твоем самочувствии?
Заснула под утро. А, проснувшись, поняла – вчерашний день разделил ее жизнь на две части. Чем бы не закончилась история ее болезни, отныне изменилась для нее цена каждого прожитого дня. Ей всегда казалось, что главное где-то там, впереди. А пока все было как будто подготовкой к настоящей жизни. Только вдруг сжалось время, и все чувства стали ярче, сильнее.
«Чтобы идти вперед, оглянись». Когда-то услышанное выражение обрело в ее жизни реальный смысл.
Запах цветущих садов, окутав небольшой горняцкий поселок, создавал иллюзию покоя и тихой радости. Борис шел по улице в новом костюме с модными широкими брюками и в такого же серого цвета фуражке и чувствовал себя женихом при полном параде. Старухи на завалинках провожали его взглядами и непонятно почему, покачивали головами. То ли любуясь на ладного Катерининого сына, то ли осуждая его франтоватость. Выйдя из поселка, Борис перескочил через мосток небольшой речушки Грушовки, отделявшей Поповку от железнодорожного поселка, где жила его Клавочка.
Когда-то, говорят, по Грушовке проплывал сам царь Петр первый. А теперь ее и вброд перейти ничего не стоит. Историю Борис любил. Он вообще зачитывался книгами. Готов был не расставаться с ними, чем досаждал матери, требовавшей от сына помощи по хозяйству. Но кучи «буряка», пучки «рядиски», «пятрушечка» и укропчик, которые ей нужно было поутру нести на базар, вызывали в нем тоску и отвращение. Борис с радостью сбегал из дома пораньше в автоколонну, где работал шофером и возвращался под вечер, только для того, чтобы снова исчезнуть.
Перебирая в уме разговор с матерью, он мерил торопливыми шагами улицу за улицей. Их общение трудно было назвать разговором. Мать была казачкой властной и злопамятной. Она без устали нанизывала на свой язык его недостатки, а достоинств у него не было по определению. Борис молчал и, хлопнув калиткой, уходил из дома.
Отца он видел редко, а слышал еще