Водовороты Судьбы. Ксения Казакова
А у Клавы давно уж было припасено платье, фата и все, что нужно было невесте. Она не ждала богатого жениха и потихонечку со своей зарплаты стрелочницы обзавелась нарядом. Даже кое-какую мебель сумела прикупить.
Клава не помнила свадьбу. Все осталось в памяти как обрывки киноленты, которую привозила раз в месяц кинобудка и показывала на стене какой-нибудь беленой хаты.
Вот откуда-то издалека голос батюшки:
– Да убоится жена мужа…
– Да не дюже…, – шепчет Борис в ухо любимой.
Какая-то отчаянная уверенность и счастье светятся в его глазах. Ему кажется, что самое страшное позади, гора свалилась с плеч. Они теперь навсегда вместе. И только смерть может разлучить их.
«Что стоишь, качаясь, красная рябина? Головой склонилась до самого тына…» – тоскливо затянули в одном краю стола.
«Ивушка зеленая над рекой склоненная, ты скажи, скажи, не тая, где любовь моя?» – перебивали с другого края. А с улицы доносилось: «Шумел камыш, деревья гнулись». Это подвернувшиеся шахтерские мужики, приняв на грудь, подключились к Борисову счастью.
Свекровь «села» на ноги сразу на свадьбе, чтобы все расставить по местам. Она даже поздравить молодых не поднялась, ссылаясь на больные ноги, которые в самый не подходящий момент, тем не менее, донесли ее в «залу», куда положили молодых.
– Сымайте кольца, – проворчала, – людям вернуть нада.
И вдруг встрепенулась:
– А ты шожь, Клавдя, к стене увалилась? Твоя места у края. Утром подымишься, да побань цветы. Вода в кадушке.
Наверное, так рождаются одинаковые мысли. Они посмотрели друг на друга и прочли в глазах одно и тоже – бежать отсюда.
Ночью снилась какая-то темная глубокая пропасть, через которую они с Борисом переходили по мосту, крепко держась за руки. И вдруг на середине пути, мост оборвался. И Борис сорвался в темную пучину. Вокруг грохотал гром, сверкала молния. Клава вырвалась из кошмара брачной ночи. Грохот грома изображала свекровь, расставляя тазики у них в комнате и водружая туда свои фикусы и герани. Привычным взмахом перекрестившись на образа, голосом, не терпящим возражений, сообщила:
– День на дворе!
Когда на дворе наступил «вечор», Клава в корыте терла шахтерскую робу свекра и не могла понять, почему ей, выросшей без отца, так хотелось попасть в семью, где за стол вечером садятся родители, и вся семья дружно пьет чай из блюдца, макая оладьи в вишневое варенье.
Сейчас она чувствовала себя обманутой и несчастной. Свекровь, притащившись с базара, действительно смачно дула в блюдце и наевшись, напившись, уходила «дозоревать». А на долю невестки выпадали все хлопоты по дому и огороду. Отпуск, который Клава приурочила к свадьбе, показался ей каторгой. Борис, привыкший молчать, только смотрел ей с любовью в глаза и просил:
– Ну, потерпи, родная, немного.
И только живот, который стал мешать ей наклоняться над грядкой и корытом, вернул свекровь на ноги.
Глава вторая
Борис подпрыгивал к окну роддома и пытался разглядеть то новое,