Красное озеро. Кеннет Дун
на ситуацию историю своих отношений с Мирандой.
– Ничего я не проецирую, – холодно ответил я. – Вы правы, я в глаза не видел эту Бернадетт и совершенно не помню, что встречал когда-либо Пьетро Гаспари. И не имею права высказывать свои предположения о жизни этих людей. Возможно, он и правда был таким рассеянным художником, который, нарисовав неудачный закат, залез в ванну и полоснул себя бритвой по запястьям, забыв, что оставляет жену практически без средств и без крыши над головой. Просто вы описали ситуацию, а я представил себе, как бы на нее среагировал юрист. Конечно, миссис Гаспари может оспорить предыдущее завещание мужа или попробовать договориться с деверем…
– Да, Киф сказал мне то же самое. Что суд может занять много времени, а миссис Гаспари придется доказывать, что муж намеревался обеспечить ее и ребенка. Подумать только, в какое ужасное время мы живем.
Я не понимал, как ужасное время, в котором нам довелось жить, связано с затруднительным положением, в которое попала миссис Гаспари. Элвуд Коллинз говорил еще минут пятнадцать, пока не прикончил третий бокал вина, но рассказывал он так путано и непоследовательно, что я окончательно утратил нить.
Например, я не понял, почему Бернадетт Гаспари отказывается покидать дом после смерти супруга, как с этим связаны остальные жители Джаспер-Лейк и чего именно добивается Коллинз в Бостоне. Заподозрив, что за четвертым бокалом может последовать какая-то просьба о «небольшой дружеской услуге», я схватил шляпу и, сославшись на занятость, быстро ретировался.
***
Мой покойный тесть любил повторять, что любое стоящее сообщение можно уложить в три фразы. Что, мол, если человеку требуется больше предложений, чтобы собраться с мыслями, значит, либо что-то не так с ним с самим, либо с идеей, которую он излагает.
Думаю, каждый, кто заработал несколько миллионов, распихивая локтями конкурентов, в конце концов впадает в некоторое самодурство и имеет право считать, что он что-то понял в жизни, а заодно поучать других. Надо признать, сам Оскар действительно был скуп на слова. Эми говорила, что виной тому какие-то его юношеские комплексы от недостатка образования.
Ее дед Илай Коэн был нищим эмигрантом из Восточной Европы, начинавшим свой путь к американскому процветанию с одной деревянной тележкой, на которой развозил товары по фронтиру. И первые деньги заработал наглостью и склонностью к авантюрам, а затем даже кичился своим стремительным взлетом с низов. Со Среднего Запада Илай перебрался в Новую Англию, где, по его мнению, было гораздо больше простаков.
В Бостоне Илая хорошо знали как в доках Саут-Энда, так и в аристократических особняках Чарльстона и Бруклайна. Поговаривали, что Илай даже вел какие-то транспортные дела с гангстерами из Нью-Йорка и Чикаго в 20-х годах, но сумел выйти из этого бизнеса без потерь, что вообще-то было редкостью в то время.
Другое дело Оскар, его единственный сын. Он унаследовал отцовскую хватку и деловое чутье, но с самого начала собирался делать бизнес по-крупному, покупать, продавать и банкротить