Хранитель долины Сидэ. Ника Лемад
мала бурый монолит, край ее забирался куда-то высоко, невидимый; по слухам, рассекал небо.
Ветер, свистящий меж валунов, рвал заросли высохших кустарников, взметал клубы снега и исчезал, едва долетал до раскола. До хода по высохшему руслу реки, ведущему путников между разбитыми камнями и провалами вглубь неизвестно чего. Те, кто был неосторожен, из-под земли не возвращались, чтобы рассказать, насколько глубоки те пропасти.
Путь на другую сторону был недолог, узок и тесен. Мало кто ходил на территорию мертвых – тех, кто принесен был в жертву хранителям тех земель.
– Говорят… – дрожащий голос одного из людей отразился от стен, усилился, заметался в камнях. Мужчина сглотнул, уставившись себе под ноги, и дошептал: – … что они служат там. Хранителям. Лиггены.
– Тихо.
Голос второго лишь нагнал страху, пять человек сбились плотнее и крепче сжали в кулаках веревки, удерживающие девушку, идущую в центре. В отличие от своих издерганных пленителей она шла молча, опустив голову. Светлые волосы закрывали лицо, связанные руки сминали ткань юбки. Лишь изредка она бросала взгляд на людей и снова замыкалась в себе.
– Тихая слишком, – вновь один из мужчин нарушил тишину и в который раз получил приказ умолкнуть.
– Долина Сидэ не любит шум. И шумных.
Они вышли из мрака в пламенеющую ночь. В край сплошных развалин поселений, когда-то процветающих, сейчас брошенных. В обломанный мир камней и замерших, давно погибших деревьев. Владения, хранимые нелюдьми, требующими подношений.
– Слухи ходят…
Угрюмо сдвинувший черные брови мужчина схватил разговорчивого за ворот и дернул на себя. Почти столкнулся с ним лбом.
– Слухи ходят, – прошипел, – что хозяева здешние могут принять и кровь болтунов!
Мужчина посерел и прижал рукой рот. Торопливо огляделся, ожидая увидеть упомянутых хозяев. И перетрусился, представив, сколько немигающих глаз кроется в тенях.
На первый взгляд земли были мертвы. Пусты. Тихи. Ни шороха, ни дуновения ветра, ни дыхания. Густая тишина крала любые намеки на жизнь. Яркая луна выкрасила широкую площадку, от которой в две стороны расходились пути вверх, к пещере, куда никто из живых и не мыслил ступить. Вокруг землю затемнили отражения искалеченных деревьев, жавшихся друг к другу обломков скал.
Девушка вскинула голову, оглядываясь. Молодой юноша украдкой повел глазами по множеству могил среди руин. Старший отыскал плоский камень у края площадки, куда и направился, стараясь не тревожить неизвестные останки, разбросанные под ногами. Ускорились остальные, желая оказаться отсюда как можно дальше, не проверять, насколько правдивы слухи о лиггенах, поднятых мертвецах, служителях некромантов.
Безмолвие ночи давило. Кровавая луна требовала жертв, хранителям долины должен был быть преподнесен дар смирения, как и полагалось. Чтобы они помнили о людях, живущих по ту сторону скал, сдерживали существ. И сами не пересекали границу.
В тенях, у самого входа в пещеру, за гостями наблюдали трое. Одетые во все черное, слившись с мраком, двое сидели на пятках, третий устроился на выступе и спиной прислонился к стене.
– Смотри, тебе жертву приносят. Нужна? – Кивок в сторону от одного из мужчин.
– Я не питаюсь человечиной, – сухо ответил тот, что сидел на камне. – Но садау порадуются такой заботе.
Третья приподнялась, напрягая слух. Усмехнулась, разобрав бормотание людей, донесенное до ушей пляшущими огоньками.
– Асафи́, Асафи́, – тихонько протянула, повторяя напевы у жертвенного камня. – Целую деву приволокли, чтобы задобрить ужас.
– Люди сами себе создают ужас, чтобы после бросить все силы на борьбу с ним, – Асафи́ глянул вниз. – Не дурость ли, Ниока?
– Мы угроза для них, – напомнила девушка.
– Угроза? – Асафи́ продолжил наблюдать за пугливыми перебежками в ночи. – Зачем им реальная угроза, когда они сами выдумают все, что им нужно. Будут делать бессмысленные вещи и радоваться, что избежали опасности, хотя ее и в помине не было.
– Ты хранишь долгую память, – посетовал его собеседник, сам к таким выводам не пришедший. Все, что помнил – люди в такие багровые ночи неизменно кого-то притаскивали в долину Сидэ. Чаще всего жертвы были без сознания, но тут… удивительно, дева шла сама и, похоже, добровольно.
Дуал вскинул брови, удивляясь упреку.
– А ты ввязываешься в каждое брачное месиво по собственной воле, чтобы потом сбросить шкуру и очухаться с пустой головой.
Фериор даже не подумал смутиться. Ниока чуть улыбнулась.
– Не ругай его, Саф, ведь он хорош, на самом деле хорош. – Тут Фериор наклонил голову, ожидая продолжения, тогда Ниока вскинула руки: – Как соперник, имею в виду. Ничего больше, я не участвую в ваших игрищах, сам знаешь.
– Отлично, – проворчал Фериор, несколько раздраженно тряхнув темными волосами. Незаметно выдохнул, стараясь не смотреть на серебристые отблески едва заметных чешуек на щеках Ниоки. – Не хотелось бы выяснить, что мы